Через полгода после первого развода они вновь поженились. Отец Шейлы купил жене новое обручальное кольцо. Свадьбу играли на морском берегу, звезды фейерверка застывали при взрыве. Мать надела другое кольцо на палец правой руки.
Вскоре Шейла перестала получать игрушки. Вместо того отец приносил ей джазовые записи. Они обсуждали их по вечерам, она засыпала, а он сидел рядом. Тогда она пришла к заключению, что любовь всегда можно спасти и даже такой глупец, как отец, способен понять, чего нужно детям и женщинам.
Даже такой глупец, как Морис. Будем надеяться, он бессознательно переносит вперед во времени тех, кем они были прежде, и старается замазать краской тех, кем стали. Она сама переменилась – не только по его вине. Никогда не слушает любимую музыку, книг не читает, позволяя дням мелькать, словно она будет жить вечно. Может быть, он пытается написать ту Шейлу, на которой женился, прежде чем ее лицо сморщилось до неузнаваемости.
Она схватила лазерный диск, который еще не слушала, хлопнула дверью, предупреждая, что он не сорвался с крючка, и направилась на встречу с Холли.
Это будет не просто очередной ленч. Будет объявлена новая политика. Прозвучат декларации. Лучшая подруга Холли станет ее льстивым доверенным лицом. Если уж они друг с другом уживаются – Холли ради постоянства Шейлы, Шейла ради вольнолюбия Холли, – возможно, подпишут торговое соглашение.
Холли, как всегда, опаздывала. Шейла никогда не могла никуда опоздать по натуре. В унынии приходила в сплошное уныние. Хотела наказать Холли, но вспомнила, что ее не переделаешь.
Когда Холли наконец явилась, все мужчины в ресторане проводили ее плотоядными взглядами и ухмылками.
– Обязательно надо повсюду расхаживать в этих чулках? – сказала Шейла. – Ты не Марлен Дитрих.
– Может быть, и Марлен. Как Морис? Уже начал писать?
Шейла кивнула. К ним подошел официант. Они с Холли переглянулись, заметив, что молодой мужчина без кольца. Холли закинула ногу на ногу, потянулась вперед, как бы проверяя эффект, производимый чулками.
– Стыд и срам, – сказала Шейла.
– Хороший удар, партнерша. Кстати, вот о чем я хочу спросить. – Она накрыла руку Шейлы ладонью. – Пойдешь со мной на курсы фехтования? ИВКА[10] организует. Я их выбрала исключительно из-за тебя – тебе должно понравиться.
– Ох, Холли, снова курсы?
– Именно то, чем я всегда мечтала заняться. Мужчины в белых костюмах и в масках… М-м-м… Когда ты была старой Шейлой – я имею в виду, молодой, – обязательно бы увлеклась. В последнее время ты стала – как бы лучше выразиться – незаинтересованной.
– Сегодня джаз слушала.
– Ну, видишь? Для вчерашней тебе одной беретки не хватает.
Шейла взглянула на свой живот:
– Не могу стать женщиной, которая прикидывается, будто ей двадцать, когда с тех пор прошло еще двадцать лет.
– А я тебе не позволю стать женщиной, которая прикидывается шестидесятилетней, когда до того еще двадцать лет.
Шейла испустила снежный вздох:
– Мое время почти уж протикало.
– Ты никогда не хотела детей. И слишком молода для климакса. У моей матери он начался в пятьдесят пять.
– А у меня в тридцать восемь. И мне уже почти сорок.
– Ну, я бы на твоем месте тоже детей не хотела, тебя уже есть один с таким мужем. Не волнуйся.
Если с тобой вдруг что-нибудь случится, я присмотрю, чтобы он регулярно принимал ванну. Стану его мачехой.
Шейла вспомнила о задуманной декларации.
– Портрет будет таким, каким я хочу его видеть, а вовсе не таким, как он думает.
– М-м-м, что это я слышу – заявление? Ну, у меня идея. Пойдем к вам и подсмотрим за ним. Поглядим, что выходит.
– Он терпеть не может, когда за ним подсматривают во время работы.
– Разве ты не знаешь, что они обожают маячащую угрозу? Господи, Шейла, ты в парнях сроду не разбиралась, начиная с самого первого. Как его там звали?
– Нат.
Первый парень, который вообще понравился Шейле. Они оба радостно плыли по биологическому Нилу, но ни разу не обменялись друг с другом ни словом. Оба робели; их сходство стало непреодолимым препятствием. Поглядывали друг на друга с разных концов светлых аудиторий, шли друг за другом по коридорам, предвкушая встречу в спортзале, где их сблизит мяч. Но на свету тайные воображаемые отношения таяли, как симпатические чернила.
– Комаришка Нат? – переспросила Холли, когда Шейла призналась в своем стыде и позоре.
– Его так уже не называют. Он прошлым летом на два дюйма вырос.
Холли кивнула на Тодда Хэмптона:
– Он тебе больше подходит. Неужели обязательно надо выбирать парней с проблемами?