Фабула романа построена на художественной публикации личного архива скоропостижно умершего начальника уголовного розыска в поселке Советском Куропатова, архива, состоящего из пухлой папки под названием «Дело Трофима Чурилова и других». Трофим Сергеевич Чурилов, дело которого хранится в уголовном розыске райотдела, возглавлявшегося ранее Куропатовым, является родным дядей работника этого отдела, заинтересовавшегося документами как опытом старших, из которых «одни умерли, другие живут в иных краях». Чурилов-младший, от имени которого написано вступление к роману «Вместо пролога», с наибольшей полнотой выражает главную цель создания романистом этого произведения: «Я все более убеждаюсь, что люди сами себе делают несчастье. Они повторяют то, что уже было когда-то и с кем-то. Почему же совершается повторение горестных судеб?
Как хотелось бы, чтобы они не повторялись. Может быть, дело из архивного розыска поможет кому-то не повторить ошибок героев этого повествования.
И тогда публикация архивного дела оправдана».
Помимо названных персонажей, значительное место прозаик отвел также родителям Трофима Чурилова, ветеранам войны, отцу – главному инженеру предприятия и матери-врачу, которые справляли свадьбу на фронте, горячо любили друг друга, а под старость, вырастив детей, разошлись. Подробно рассказано в романе о Тосе - первой любви Трофима, о рождении у нее от него дочери и смерти ребенка; о его родном брате Геннадии, загубившем свою личность стремлением к красивой жизни и женитьбой на связях, а не на любимой женщине; о жене Трофима Марине; о его друзьях и знакомых.
Нелегко складываются судьбы героев романа, в разные сложные ситуации попадают они. Но, как правило, это люди с богатым внутренним миром, не пустые, из испытаний они выходят победителями. В этом отношении показательна история Трофима Сергеевича Чурилова, развитие которого и становление П. Котов прослеживает с детства, что, кстати, как и положено в романе, он осуществляет и по отношению к другим действующим лицам. Выросший в благополучной семье, физически красивый, Трофим однако в начале самостоятельного пути совершает множесто ошибок и даже преступление, за что отбывает заключние. Но, выйдя из тюрьмы, находит в себе силы переломить судьбу. На примерах и других жизненных историй писатель воспевает неограниченные человеческие возможности в борьбе за моральную чистоту и духовность.
В основе характера, как известно, лежит поступок, а поступок вырастает из убеждений. Думается, что это довольно хорошо понимает автор рецензируемой рукописи. Его персонажи – именно характеры, имеют лица необщее выраженье, потому что постоянно заняты социально-психологическим анализом окружающей действительности, причем не по мелочам, а глобально, живая жизнь дает направление их действиям. Подтверждением тому, мне кажется, мог бы послужить следующий пример:
«Чиликина протянула газету Чуриловой. На ней красным карандашом было обведено письмо в «Комсомольскую правду». Оксана из Днепропетровска с горечью писала:
«Моя мама была замечательной девушкой ( я читала ее дневники, мне много рассказывали о ней ), она была мятежной журналисткой, моя мама… А сейчас? Она говорит: ради семьи отдала себя кухне. Ради семьи. Вот оно, будущее. Неужели?»
- Видите, как воспитали эту Наташу? – спросила Чиликина, когда Чурилова, прочитав письмо, отложила газету в сторону. – Одна мысль об обязанностях перед семьей приводит ее в ужас. «Неужели?» – кричит она на всю вселенную. А мне бы хотелось спросить ее, неужели материнские обязанности перед ее детьми кто-то должен выполнять другой?» ( Стр. 234 ).
Созданием внутренних портретов героев, как здесь, и сильна широкоформатная вещь П. Котова. Это уже имеет прямое отношение к используемым им изобразительным средствам. Психологически точны, выверены многие страницы романа. В подтверждение сказанному не могу не привести еще одной характерной странички повествования. В больницу к Куропатову приходит посетитель, которого никак не ожидал ответственный работник угрозыска, - вор-рецидивист Гурушкин, так и не последовавший неоднократным советам Куропатова вести честный образ жизни. Причина же того звучит неожиданно и веско и для больного, и для читателя:
«- Вы, оглядываясь на прошлое, вините себя в том, что не подобрали ко мне ключи. Наоборот, вы очень хорошо подобрали ко мне ключи. У меня было твердое решение последовать вашему совету. Пусть будет ваша совесть спокойна.
Куропатов недоверчиво посмотрел на Гурушкина.
- Что же помешало тебе осуществить свое решение?
- Несправедливость, проявленная к вам. Вас «ушли» из милиции, «ушли» потому, что ваши принципы доброты, правды, справедливости не нужны никому, кроме вас...» ( Стр. 326 ).
Однако, говоря об этом достоинстве писателя, - лепить характеры, хочу отметить и как главный его изъян недостаточное использование такой своей удивительнорй способности. Встречаются сцены, где внутреннее действие отсутствует, а есть лишь внешнее. А коль нет психологизма, то повествованию уже вряд ли поверишь.
Мне показалось также, что писатель из Ханты-Мансийского автономного округа излишне уверовал в силу проповеди, нравоучения. К сожалению, увы, нескончаемые потоки хороших слов не сделали нас лучше.
Некоторые пометы я сделал в рукописи.
И все же, несмотря на отмеченные недостатки, я думаю, роман Павла Котова написан мастерски, определенно состоялся. Он в той стадии готовностит, чтобы лечь на редакторский стол.
Виктор БОРОВИКОВ,
член редсовета издательства «Современник».
10 октября 1975 года.
Павел Афанасьевич, что называется, задохнулся от счастья. Он попросил у редактора две недели отпуска за свой счет для доработки рукописи. Тот сказал в ответ:
- Никаких проблем! Зная, что ты хочешь уединиться в избушке химподсочника, чтобы никто не мешал завершению художественного полотна, я уже договорился с заведующим этим отделом. Избушку нашли, с печкой, тебя туда отвезут, обеспечат дровами. Занимайся там столько времени, сколько тебе потребуется. И считай, что отправляешься не в отпуск, а в очередную командировку в тайгу от родной газеты. Расскажешь, как справился с заданием, когда надумаешь. Хоть спустя месяцы или годы.
ГЛАВА 32. ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭМА ПАВЛА КОТОВА
СЕВЕРНАЯ БЫЛЬ
П о с л у ш а й, д р у г
Дорогой мой друг, послушай
Эту северную быль, -
Как свела судьба – не случай
Тысячи в тайге могучей,
Как и я там жил да был.
Века атомного дети –
Умный, глупый, добрый, злой –
Мы прикондинским сюжетом
Связаны на этом свете,
Молодостью удалой.
Боровой тюменский север
Был безлюден, величав.
Лишь рыбак, охотник сеял
Древним способом кочевья,
Одиноко день встречал.
Дух минувших дней хранили,
Вечно промысловики.
Чтили нравственнные силы.
Дебри, что с рожденья милы,
Знали, как зверей тайги.
Мы стальною песней – веткой,
Нареченной Ивдель-Обь,
Разбудили, как брегетом,
Кедр замшелый, ягель светлый,
Оседлав болота, топь.
Ширь сибирской жирной стужи,
Злого ветра, хищных лап
К экономике на службу,
Наполняясь шумом «Дружбы»,
Строевой сосной пошла.
Страстно стали леспромхозы
Говорить на всю страну,
Отправляя на колесах
Годы в кругляках и тесе,
Стольких дружную весну!
Н о в ы й р а й о н
В хвоистой ханты-мансийской
Цепенеющей дали
Родился район Советский.
И Урай, и тундра близко,
Где и нефть, и газ нашли.
Я приехал – новой жизни
Начинался только след.