— Ну вот, опять, — едва слышно пробормотал Дев, — сунешь руки по локоть в чьи-то внутренности. Ты хоть имеешь понятие, как сетуют прачки, когда я приношу им рубаху в крови по самые подмышки?
Кейда положил ладонь на середину окольчуженной груди ехидствующего варвара.
— Я и раньше тебе говорил: придерживай язык. Для человека, столь гораздого хвастать своей смышленостью, ты порой поразительно глуп. — Не дожидаясь, когда северянин найдет ответ, он вышел из тени палатки, и солнце жестоко ударило по его незащищенной голове.
А здесь уже ты сглупил, мудрый и могущественный предводитель, и едва ли можешь портить зрелище всем сбежавшимся, возвращаясь за шлемом, ах ты дурень.
Тебе не худо бы обуздать свой нрав, или вы оба плохо кончите, прольют и твою кровь с кровью Дева. Есть вещи, которые не простят люди ни в одном владении.
— Рыба-молот, мой господин, — толпа вокруг лодочки раздалась, явив Борху.
— Много их видели в эту ловлю? — Кейда высматривал среди скопления взволнованных нетерпеливых лиц какого-нибудь ныряльщика или лодочника.
— Впервые вообще видим акулу, мой господин, — сказал кряжистый малый с нагой грудью, одетый в грубые хлопчатые штаны, вылинявшие до бесцветности. — А мы выставляем кольцо сторожевых лодок с рассвета каждый день задолго до того, как ныряльщики уйдут в воду.
— Стало быть, добрый знак. Первая акула, явившаяся вынюхать, что здесь и как, кончает жизнь на копье, — вождь одобрительно кивнул. — Что мы еще можем прочесть? Рыба-молот опасней акулы, но где ей до рыбы-пилы. Рыба-пила сожрет рыбу-молот, значит, уже само то, что рыба-молот посетила эти воды, означает, что более крупные хищники в другом месте.
— Верно, мой господин, — согласился отличившийся ныряльщик, и улыбки в толпе ощутимо расширились при этой благой мысли.
Хотя не жалкий образчик, длиной не менее моего роста и, несомненно, весом не уступит ни одному из здешних мужчин.
— Посмотрим, что можно еще узнать от этой рыбы, — Кейда отступил, предоставив толпе податься вперед, нетерпеливые руки ухватили грубые кожистые серо-голубые плавники и хвост. Казалось, в этом создании не осталось жизни, но он все же держался на благоразумном расстоянии от злобной пасти. Хозяин лодки и его кормчий подняли голову акулы своими копьями с широкими наконечниками, которые принесли хищнику смерть и все еще находились в жабрах и рыле. Островитяне с усилием перебросили неподвижную тушу через борт и сбросили наземь. Темная кровь вытекла изо рта, запятнав песок.
— Покажите мне ее брюхо, — вождь протянул руку. Люди с лодки перекатили огромную тварь. И та легла, наполовину на спину, наполовину на бок. Кожа брюха мертвенно поблескивала на солнце, длинный хвост-вымпел безжизненно волочился по песку. Кейда поднял копье высоко над головой обеими руками и, крякнув от усердия, всадил его в акулу под самым злобным изгибом челюсти, пронзил хищника насквозь и пригвоздил к песку. С нескольких направлений раздался неуверенный ропот.
Не так ли, бывало, поступал Чейзен Сарил? Возможно, его отец никогда не рассказывал ему о властителях, которых настигала однажды акула-погубительница, кусавшая даже после того, как ей отсекали голову? Это не тот знак, который нужен нам нынче.
— Нож, — Кейда протянул руку назад.
— Вот, — Дев вложил в его ладонь длинный клинок с зубцами.
— Мой господин? — Исей в ожидании глядел на него. Кейда глубоко вздохнул и твердо наступил на хвост рыбе одной ногой. Затем вонзил острие ножа в клоаку хищника и распорол его в длину иззубренной чертой, одолевая неподатливую липкую кожу, скребшую его костяшки точно рашпиль плотника.
Не слишком глубоко. Не пробей кишечник и не задень печень, не то смажешь картину, еще не начав толковать. Звезды небесные, насколько это проще с оленем или свиньей.
Вытирая со лба пот, он упорствовал, пока не выложил внутренности акулы на всеобщее обозрение. Мощный запах поднялся от мертвой рыбины, в нем еще не было привкуса вони, говорящей о разложении, хотя на таком жарком солнце гниения ждать недолго.
— Тварь, несомненно, здорова, никаких дурных знаков среди внутренностей, никаких отметин или уродств, — вождь подождал, пока не удостоверится, что акула неподвижна, и тогда ногой вогнал нож в песок. Затем ввел в полость обе руки, отыскал темную печень и стал выискивать пятнышки или пороки.
— Кто-нибудь когда-нибудь такое видел? — спросил он, позволил себе намек на веселость. Повсюду качнулись головы. На одних лицах благоговейный страх, на других тревожное предчувствие.
— Значит, и впрямь нам дан великий знак, — вождь улыбнулся и швырнул на песок акулу-младенца, ближайшие из островитян тут же попятились, спотыкаясь и толкая тех, кто теснился за ними. — Но не будем забегать вперед. Что скажет нам печень? — И, склонившись, он потянул неподатливую толщу, а затем стал отделять ее ножом, в ярости подумав: «Что можно прочесть по такой твари? Акула с живым детенышем во чреве? К чему бы такое знамение?»
Темная и тяжелая акулья печень отделилась совершенно внезапно для гадателя, и Кейда почувствовал, как рука Дева надежно поддерживает его в области поясницы. Теперь почва под ногами стала коварной, скользкой от крови акулы, а запах делался все тяжелей: собирались красноглазые мухи, бросая вызов хлопавшим рукам островитян.
— Мой господин! — То был ныряльщик с нагой грудью, уверенный в себе. Кейда увидел его лицо, отраженное в последнем блеске быстро высыхающей поверхности печени акулы, и вновь бросил свой груз в распоротое брюхо громадной рыбины. Вождь улыбнулся Борхе, замершему с другой стороны акулы:
— Мы уже видели все, что надо, так что я теперь помоюсь, если можно.
— Эй, красавица! — старейшина поманил одну из девушек, которые прислуживали в палатке.
Одна поспешила вперед, прижимая к груди широкую серебряную миску с душистой водой, а по пятам за ней следовала подружка чуть моложе, сжимавшая в руке внушительных размеров губку.
— В воду с этим, — быстро подсказал Дев, беря миску. — Губку, красавица, губку!
— Я вижу самые благие предвестия в смерти этой акулы, — провозгласил Кейда, выжимая губку над руками, дабы смыть на песок кровь и слизь. К его облегчению, дух вязкого масла безы прорвался через тяжелый запах рыбы. — И это вдобавок к прочим добрым предвестиям, благословившим нынешний сбор жемчуга и это владение. — Он погрузил в миску одну руку и потер губкой. — Эта акула приплыла искать пропитания на заре, как у них водится. Но явилась сюда одна, так что нам не надо бояться череды потерь среди ныряльщиков по вине морских хищников. Так мне это открылось. Учтите, я уверен, она пришла, чтобы потребовать для себя эти рифы и любую добычу, какую сможет здесь найти. А дать рождение детенышу в таком месте означает связать свое и ваше будущее. — Кейда огляделся и увидел восторг согласия на каждом лице. — Но ей это не удалось, не так ли? Ваши сторожевые лодки заметили эту тварь, а ваши рыбаки пронзили ее копьями до того, как ей удалось бежать или скрыться. И ей не удалось воцариться, как она желала, в этих водах.
Он, прежде чем начать отмывать вторую руку и говорить, Указал на мертвое акулье дитя:
— Мать была здоровой тварью, что означает: любые знаки надо читать как обнадеживающие; и все, что я, как в зеркале, увидел в печени, сулит успех нашему сбору жемчуга. Детеныш старался меня укусить. Но не смог и, что еще примечательнее, умер от рук вашего предводителя, а это наводит на мысль, что Чейзенам ничто не станет угрожать еще какое-то время. Согласны? Дев, это мы возьмем, — он кивком указал на младенца акулы. — Борха, пусть акульи челюсти вырежут из головы, а зубы раздадут ныряльщикам на обереги. Тушу отвезите подальше в море, прежде чем бросить, и пусть течения унесут ее прочь от рифов. Нам не нужно, чтобы сюда приплыли ее родичи.
Крепкий ныряльщик был первым, кто возликовал. Шумные возгласы одобрения разнеслись среди островитян, даже лица, доселе подавленные, вскоре просветлели. Кейда ждал, улыбаясь и вытирая руки белым отрезом хлопка, который предложила ему третья девушка, игриво улыбающаяся, но чуть погрустневшая, когда вождь отослал ее взмахом руки. Он повернулся и не спеша зашагал вверх по склону, к палатке. Толпа стала расходиться. Дев шел рядом с ним, изучая младенца акулы, которого нес на копье, извлеченном из большой рыбы.