Кружка для подаяний
Когда Ника очнулась, то долго не могла понять, где она и кто рядом с ней. Через заплывшие глаза она смутно различала женское лицо участливо склонившееся над нею. Но это была не Ивэ. Это лицо повидало немало зим, и зимы эти были не легкими. Но горькую складку у рта и выражение покорности незнакомого иссохшего лица, уравновешивал, лучистый взгляд и тихое умиротворение. Его обрамлял глухой чепец и накинутое поверх него покрывало. Незнакомка осторожно подняла обвязанную чистыми повязками голову Ники, поднеся к ее запекшимся губам глиняный край кружки. Напившись, Ника снова погрузилась в сон.
Ей снилось, что бурный речной поток безжалостно проталкивает ее безвольное тело через камни порогов и с силой бьет ее о них, а она задыхаясь и захлебываясь в ледяной купели, старается вынырнуть на поверхность, судорожно шлепая по воде руками и бестолково загребая ими, пока стремнина реки швыряет ее из стороны в сторону.
Проснулась она ясным утром. Солнце щедро светило через небольшое оконце под самым потолком, заливая лучами сухую комнатку с побеленными стенами и темными тяжелыми потолочными балками. Повернув голову на жесткой, соломенной подушке, Ника увидела еще восемь кроватей, стоящих вдоль стен и лежащих на их жестких тюфяках немощных людей. У кроватей хлопотали две женщины в длинных монашеских одеждах. Расторопно, без суеты ухаживали они за лежачими, умело переворачивая больных, меняя повязки на ранах, смазывая струпья, обрабатывая гноящиеся раны, ласково утешая и подбадривая. Даже когда им приходилось причинять боль, снимая присохшую повязку и прочищать рану, выдержка не покидала самоотверженных подвижниц, и они не повышая голоса, мягко и терпеливо уговаривали страдальца потерпеть, какими бы мерзкими словами этот страдалец не клял их, голося от боли.
Приподняв голову, Ника глянула в приоткрытую низкую дверь, за которой оказалась точно такая же комната с больными, лежащими на кроватях и даже на циновках, брошенных на пол. Но голова пошла кругом, ее затошнило и она упала обратно на подушку, закрыв глаза, что бы не видеть кружащихся над нею потолка и стен.
- Тебе еще рано подниматься, милая, - сказала, подошедшая к ней монахиня. - Ты слишком слаба.
- Где, я? - прошептала Ника, едва ворочая языком.
- Ты в монастыре святого Асклепия.
- Святой? - пробормотала Ника, не открывая глаз и стараясь преодолеть дурноту. - Разве он не был богом... врачевания?
- Нет, милая, он был человеком.
Ей на глаза лег влажный компресс, судя по запаху, из мелиссы.
- На свете есть один бог - Вседержитель, - продолжал говорить мягкий, тихий голос. - Асклепий же был человеком, жил праведно и первый начал лечить людей, не прибегая к магии.
- Что со мной?
- У тебя разбита голова, все тело в ушибах, но хвала всем святым, ничего не сломано. Ты поправишься.
- Как вас зовут?
- Зови меня, мать Петра. Я настоятельница монастыря, где ты сейчас и находишься. А теперь позволь спросить тебя, откуда ты и как тебя величать? Думаю, мы сможем послать весточку о тебе твоим родным, чтобы не волновались и смогли забрать тебя, когда ты поправишься.
- Я... я не знаю...
- Ну, ну... не волнуйся так, милая, - прохладная рука легла на лоб Нике. - Такое часто бывает, когда получаешь сильный удар по голове. Уверяю тебя, со временем, ты все вспомнишь.
- Да...
- Только не торопи и не принуждай себя к этому. Обещаешь мне, милая?
- Да
Мать Петра покормила ее из ложки безвкусной, вязкой кашей и Ника снова заснула. Теперь она, как и обещала настоятельница, приходила в себя, набираясь сил. Ей было совестно лгать доброй монахине, принявшей в ней участие и спасшей жизнь, но ни за что на свете, она не хотела обнаруживать себя. Кто знает, может стоит ей произнести свое имя и оно тут же будет услышано этим Гермини. И все то время, когда она была вынуждена лежать на жестком тюфяке под тонким шерстяным одеялом, она раздумывала как ей быть дальше и чем дольше обдумывала свое нынешнее положение, тем тоскливее становилось. Ее пугало, что отныне придется жить в этом мире, самостоятельно пробиваясь в нем одной. Как она будет разыскивать и сможет ли вообще, когда-нибудь, найти Зуффа? Но каждое утро, открывая глаза, твердила себе словно заповедь: все что ни делается, все к лучшему и она пробьется к своей цели.
Вскоре, Ника начала подниматься с лежака и садиться, но когда рискнула встать на ноги, то чуть не упала из-за качнувшегося под нею пола.
- Не торопись, милая, - тут же подхватила ее мать Петра. - Даже если тебе есть куда торопиться, все же лучше подождать до той поры, пока не поправишься.
- Вы правы, матушка. Но может мне лучше перебраться на пол, а того бедолагу положить на кровать. Да и сестре Терезии будет удобнее ходить за ним.