Конвойные казаки били рыбу острогой значительно ниже по течению, но и там улов был на загляденье богатый, и котел ухи был опустошен промявшимися в седле парнями с молниеносной быстротою; вскорости от заглохшего костра донесся могучий храп.
Над костром кружились, мельтешили крупные бабочки и мотыльки, сгорали в огне, но многих перехватывали какие-то серые птицы.
— Что за птицы-пичужки? — спросил князь.
— Ночные голуби. Днем их и не видно — серые, прячутся в гнездах и дуплах, а вылетают на охоту в темноте, — сказал всезнающий Кахым. — И видите, ваше сиятельство, простая птица, а откуда-то узнала, что бабочки и мотыльки летят, как завороженные, к огню!.. Кто им это объяснил?
Князь пожал плечами, а кучер, понимавший, хотя и плохо, русскую речь, заметил веско:
— Аллах научил.
«И в самом деле, кроме Аллаха, учить некому», — улыбнулся князь.
Костер то угасал, огонь прижимался к траве, то взметывал в темноту искры, и пламя приплясывало зыбкими рыжими волнами, опаляя жаром лица сидевших вокруг путников.
— Неповторимая ночь! — сказал Волконский.
— Ну, ваше сиятельство, — предложил Кахым деловито, — пора и отдохнуть. С рассветом тронемся в путь. Ложитесь в тарантасе.
Он накрыл сено паласом, в головах положил подушку в полосатой наволочке, и получилась уютная, по дорожным условиям, постель. Князь лег, подмял пахучее сено, накрылся шинелью и мгновенно заснул. Кахым и кучер завернулись в чекмени и легли к замирающему костру, повернувшись друг к другу спинами, прикрыв ноги кошмою.
Внезапно лошади беспокойно заржали и подались ближе к людям, к костру.
Кахым затряс за плечо уже могуче храпевшего кучера:
— Агай! Да проснись, агай, лошади чуют беду!
— Леший по лесу бродит, — буркнул тот, очнувшись на миг и снова погрузившись в крепчайший сон, известный только солдатам и путешественникам.
Тотчас неподалеку надрывно рявкнул медведь, лошади всхрапнули, ударили копытами по земле.
На этот раз кучера не потребовалось будить — вскочил, словно ошпаренный кипятком, поднял топор, с которым предусмотрительно не расставался в дороге и на ночлеге.
Князь проснулся, ничего не понимая, взглянул на стоявших у костра, подсвеченных снизу еле-еле тлеющими углями Кахыма и кучера, на жмущихся к ним лошадей.
— Что случилось? — И взял из-под подушки револьвер.
— Ваше сиятельство, не вздумайте стрелять, — спокойно, но твердо предупредил Кахым, — если промахнетесь или только пораните, то медведь рассвирепеет, взбесится и разорвет нас в клочья! Живыми не останемся.
Он взял из тарантаса колчан со стрелами, лук и крупными шагами пошел навстречу приближающемуся зверю, от рева которого кровь стыла в жилах.
Кучер упал на колени и бормотал молитву о спасении странников.
Осмотрительно прицелившись, Кахым послал взвизгнувшую стрелу в поднявшегося на дыбы медведя. Зверь повалился на бок, захлебываясь хлынувшей из горла кровью и свирепым воем, и пополз в кустарники.
Князь, размахивая револьвером, крикнул:
— Кахы-и-им!..
Опьяненный поединком охотник не откликнулся, нырнул, пригнувшись, в кусты.
— Он погибнет! — испугался князь. — Пошли на выручку!
— Не таков наш джигит Кахым, чтоб с медведем не совладать, — невозмутимо сказал кучер.
И не ошибся, — светало, когда появился запыхавшийся, вспотевший, но бодрый охотник, бросил к ногам князя медвежью шкуру, бережно положил под козлы лук, колчан, кинжал в кожаном чехле.
— Примите, ваше сиятельство, подарок! У нас в ауле шкуру обработают. Правда, мех не зимний, но густой.
— Это ты одной стрелой? — восхитился князь. — Стало быть, не зря вас, башкир, прозвали «северными амурами».
Эта похвала была приятна Кахыму, и он с благодарностью посмотрел на Волконского.
«Башкирские парни с пеленок, как говорится, скачут верхом на неоседланных лошадях и стреляют стрелами в птиц и зверей!» — думал князь восхищенно и с гордостью за всадников башкирских казачьих полков — воинов царя русского.
…От шкуры, лежавшей в тарантасе в ногах князя и Кахыма, несло кровью, и лошади без понукания кучера неслись вихрем по дороге.
В низинах еще клубился густой туман и медленно-медленно, как козий пух, разлохмачивался и рассеивался, то вздымаясь вверх, то расползаясь в траве.