— Да что ты, агай! — вскочил Кахым. — Как я посмею?
Вошел Кудряшов, увидев, что Кахым у есаула, судя по всему, свой человек, щелкнул каблуками, отвесил церемонный поклон.
Пожалуй, Буранбай обрадовался, что появился посторонний, — при нем не разоткровенничаешься.
— Петр Михайлович из Верхнеуральска. Сочиняет стихи. Поэт.
— Вот и ты, агай, поэт, — подхватил Кахым. — У двух поэтов, русского и башкирского, всегда получится увлекательная беседа! Правда, ты еще и музыкант, и певец, — добавил он уважительно.
Кудряшов подтвердил серьезно, продуманно:
— Я то что — любитель! А наш есаул Буранбай и в песне, и в стихе, и в музыке — выдающийся мастер.
Вскоре ординарец-башкир принес невысокий, но пузатый кипящий самовар, чашки, раскинул скатерть, разложил тарелки с хлебом, сыром, маслом, вареным мясом, конской колбасой — казы. Хозяин и гости сосредоточенно занялись едою, но сразу после ужина и чаепития Кудряшов поблагодарил есаула и попросил разрешения удалиться, дабы не мешать разговору земляков.
Темнело. В домике было тихо, дремотно. Буранбай пересел на нары, к Кахыму, обнял за плечи и спросил участливо:
— А у тебя какие новости, кустым?
— Генерал-губернатор посылает в Петербург учиться.
Буранбай, казалось, позабыл о собственных бедах:
— Отлично, поздравляю!.. Не каждому русскому дворянскому сыну достается такое счастье. Петербург!.. А как отец?
— Отец-то согласен, но требует, чтобы я до отъезда женился.
— Ну и хорошо, женись, зови на свадьбу, — окончательно развеселился Буранбай.
— Сперва, агай, будь сватом, — попросил Кахым. — И просватай мне падчерицу Бурангул-агая.
— Сафию? Знаю. Красивая, благовоспитанная девушка, — одобрительно сказал есаул. — Но… — Он озабоченно призадумался, покрутил ус. — Но согласится ли отчим отдать за тебя Сафию? Начальник кантона хитер, да и алчный. Слышал я в Оренбурге, что он хочет отправить ее в Самарканд.
— Почему в Самарканд? Да разве Сафия из Самарканда? — растерялся Кахым.
— А как же, оттуда. Ее отец был богатейшим купцом. Бурангул-агай прослышал о его смерти от холеры, помчался в Самарканд, обольстил вдову и привез в Оренбург, а заодно с вдовою и ее деньги. Через ее капитал он и достиг должности начальника кантона.
— Ну а зачем теперь-то Сафию хотят увезти в Самарканд? — наивно спросил Кахым.
— Если он, Бурангул, разбогател, то, естественно, хочет породниться с еще более богатым и более могущественным — с самим великим визирем хана!
— И Сафия согласится уехать в Самарканд?
— Она подчинится отчиму.
— Несчастный я человек! — с отчаянием воскликнул Кахым, сжимая виски ладонями. — Все рухнуло, пропало!.. А я так надеялся на твою, агай, помощь. И отец говорил: «Согласится стать Буранбай-есаул сватом, дело твое, сын, выгорит!»
— Какой из меня сват? — криво усмехнулся Буранбай. — Себе-то не сумел жену просватать. Бурангул-агай — высокомерный. А впрочем… — Он задумался. — Надо попробовать!.. Рискнуть! — Он говорил все решительнее, все смелее. — И такие, как я, не лыком шиты. Если моя семейная судьба не удалась, так хоть тебя, кустым, осчастливлю.
— Отец и я — мы так верим в тебя, агай! — умоляюще сказал Кахым.
— Мне бы в самого себя поверить, кустым, вот тогда и увенчается мое сватовство свадьбой. Ну ладно, будем действовать!.. — Он встал, ударил изо всей силы шапкой по нарам. — Жми, кустым, прямым ходом в Оренбург! Постарайся встретиться там с Сафией, скажи ей открыто, что полюбил, что хочешь жениться. Ну а у меня, — он провел пальцем волнистую линию перед собою, — свои соображения и своя тактика. Значит, встретимся в Оренбурге. Только ты меня не торопи.
20
Сватовство Буранбая завершилось блистательным успехом: начальник кантона кряхтел, сопел, всячески отнекивался, уговаривал отложить окончательное решение до весны, но есаул наседал на него сокрушающе и тянуть с ответом не советовал… Были важные обстоятельства, о которых не говорили отчим Сафии и сват, но которые непрерывно вертелись у обоих на языке: Кахым отправляется по приказу князя Волконского в Петербург и вернется оттуда кадровым офицером; молодой князь Сергей всюду объявляет о благорасположении к Кахыму; сват Буранбай — есаул, начальник дистанции, но еще существеннее — знаменитый певец и музыкант. Вот как много у свата было неопровержимых доводов, которые не назывались, но подразумевались.
И Бурангул сдался на уговоры, на увещевания свата.