Эти сомнения, подозрения точили, грызли Сафию, она и пожелтела, и осунулась, и с тела спала лишь живот выпирал копной. Лежала на нарах днями и ночами, то скулила негромко, как побитая, то рыдала.
Ильмурза до поры до времени ничего этого не замечал, а как узнал от старшей жены Сажиды, то всерьез встревожился за судьбу внука, продолжателя рода.
О судьбе самой Сафии Ильмурза не шибко беспокоился, были б деньги, скот и калым, а приобрести и вторую, и третью жену Кахыму незатруднительно; конечно, он не сомневался, что родится мальчик…
Посему старшина пригласил в дом муллу Асфандияра, — в те годы мулла был и священнослужителем, и судьей, и лекарем, и знахарем.
Асфандияр незамедлительно пришел, поставил в угол посох, снял кожаные калоши, сдул с них пыль и в мягких кожаных сапожках проследовал в горницу, влез на нары и прошептал молитву. Затем погладил ладонями лицо и бороду: «Аминь!»
— Хэзрэт, беда стряслась с молодой невесткой. И не больна вроде, а тает на глазах, как льдинка на солнцепеке, сохнет, как скошенная трава.
— Аллаху акбар!.. И родился человек волею Аллаха, и болеет, и исцеляется, и умирает в свой срок волею Всевышнего. Не иначе!.. Мы, грешники, лишь уповаем на его неизреченные милости.
— Правда, хазрет, истинная правда! Твои молитвы и заклинания неизменно спасают болящих. Помоги и на этот раз.
— Где она?
— На женской половине.
— Проводи.
— Мне, свекру, нельзя видеть лицо килен.
Он проводил муллу до дверей. В горнице около спящей на перине Сафии сидели Сажида, младшая жена Шамсинур и Танзиля.
Они удалились по мановению руки Сажиды.
Асфандияр сел у изголовья, прошептал молитву.
— Давно спит?
— Только что задремала.
Мулла дотронулся до исхудавшей, с голубыми прожилками руки Сафии, и она пробудилась, испуганно открыла глаза:
— Я здоровая. Не надо мучить меня.
— Нельзя так, доченька, — мягко сказала свекровь, — хазрет поможет тебе, он наделен благостью и всемогуществом Аллаха.
Сафия успокоилась, с надеждой взглянула на муллу.
Асфандияр положил пальцы на виски Сафии, как бы прислушался, чмокнул губами и сказал не задумываясь:
— Да, положение опасное: в ее утробе рядом с ребенком шайтан — он и терзает ее, высасывает кровь.
— О-о-о!.. — застонала Сажида, заламывая над головою руки. — Спаси ее, хазрет, умоляю! Изгони шайтана! Спаси ребеночка и невестку.
Тряся бородою, мулла горячо, с присвистом, зашептал молитвы на изгнание шайтана и всей нечистой силы:
— Ямагшарар енни вел…
Сажида с благоговением взирала на хазрета и тоже бормотала подряд все молитвы, какие помнила.
Мулла плевками и взмахами рук отгонял шайтана, и капельки слюны падали на лицо Сафии, она вздрагивала, как от ожогов, и сердце ее бешено клокотало, а то и замирало.
— Терпи, доченька! Терпи, милая! — уговаривала добрая Сажида, всхлипывая от сострадания. — Шайтану невмочь противиться воле Аллаха — вот-вот вылезет, улетит.
И верно, режущая боль, опоясавшая живот и поясницу Сафии, отпустила ее, и она вздохнула облегченно, закрыла в блаженной истоме глаза.
Злой дух изгнан!
Торжествующий мулла Асфандияр повесил на шею Сафии чудотворный треугольный кожаный талисман.
— Слава Аллаху! — ликовала Сажида. — Теперь шайтан не осмелится и близко подойти к тебе, килен.
Но мулла еще продолжал шипеть, плеваться, бормотать заклинания. На клочках бумаги он написал кудрявыми арабскими письменами таинственные заговоры, приклеил над дверью, над окнами, по углам. Но и этим исцеление не завершилось: мулла хлопотал до поздней ночи: в ведро насыпал пшенной каши, а сверху уложил двух тряпичных кукол, а над ведром зарезал черного — обязательно черного, без единой белой крапинки! — петуха, окропил его горячей кровью и куколок и кашу; Танзиля унесла ведро на свалку.
— В петухе вся зараза, от него болезнь перешла твоей невестке! — объяснил мулла вздрогнувшей Сажиде.
Но и этого мало: ровно в полночь мулла проткнул шилом свежее куриное яйцо, завернул его в старое платье Сафии, покрутил над головою больной и велел служанке бросить до рассвета в речку. И лишь после этого священного действия отправился домой.
Ильмурза достойно проводил его до ворот, рассыпаясь в благодарностях; следом служка нес на плече мешок с посильными дарами.
Проследовав до горницы невестки, Ильмурза вызвал жену: