Сам Аверьян вернулся с войны слепым.
Все в деревне ахнули:
— Как жить-то будешь, Аверьянушка, дорогой наш?
Аверьян не опустил головы.
— Не печальтесь, люди добрые, и на моей кухне всякие пироги появятся. Не один стану жить, с вами в дружбе.
Узнала родная сестра Алены Марьяна, что слепым вернулся Аверьян с фронта, — на другой день к нему прибежала и наотрез отказалась возвращаться в Покровское.
Видимо, сошлись они характером, так как через год поженились, а еще через год появился у них сын, которого также назвали Виталием. В этом году он уже должен был пойти в первый класс.
Набегавшись на улице, он разложил на краешке стола книги и стал читать:
— Пы да па… пы да па…
— Ну и что же, Витя, будет? — ласково спросила его Марьяна.
Витя оторвался от букваря, посмотрел на мать, потом на нас:
— Отечь.
Мы расхохотались, Марьяна нахмурила брови.
— Не отечь, а папа. Понял — папа…
— Отчего не понять! Но не все ли равно, только буковки не те поставлены, — заулыбался Витя.
Незадолго до восхода солнца Аверьян поднялся, разбудил нас и после завтрака проводил к своему карбасу.
Шел он уверенно и прямо, голову нес высоко. Я наблюдал за ним и верил в его слепоту и не верил.
— Что, Аверьян, вам помогает так хорошо ориентироваться? — спросил я у него.
— Воля к жизни. — Он помолчал, потом добавил: — У меня же туточки все исхожено еще зрячим, а память — она штуковина добрая — помогает. Да и ноги у меня как будто учеными стали, подсказывают, куда ступить, что обойти стороной — вот так и живу.
Помогая оттолкнуть карбас от берега, Аверьян напутствовал нас напоследок:
— Езжайте вон к тому тростнику, — он указал в даль озера в гущу тростниковых зарослей. — Там крупная рыба плавится.
На озере была тишина. Лишь слегка булькала вода, разрезаемая носом карбаса.
Рыба в тростнике, действительно, водилась крупная.
— С уловом вас аль как? — встретил нас Аверьян, когда мы вернулись с рыбалки.
— С уловом, — ответил Анучин.
Хватило и на уху и на рыбники, стряпать которые Марьяна была мастерица.
Погостив еще денек, мы простились с семьей Соловейкиных и двинулись в Заполье.
Лето в этом году выдалось непостоянным. То ярко вспыхнет солнце, зальет светом луга и пашни, леса и болота, а то начинает накрапывать мелкий дождик. За день погода сменяется несколько раз, но под вечер становится так тихо, что каждый шорох в лесной обители отдается явственно.
Над густой травой кружатся запахи полыни и настоя меда. Дышать легко! Вон уже виден мост из Покровского через реку.
Мы не стали заходить в село. Спустились с обрыва к реке и сухим берегом дошли до моста. Прямо от перехода началась густая мелкая поросль, а за ней некрупные покосные поляночки.
Тропинка, по которой мы шли, привела нас в царство белых берез. Зимою березы стоят будто мертвые: ветки от холодов скрючены. Но земля по корням подает им влагу, кормит своим соком, хотя и не в полную меру. А приходит весна — березка выпрямляется, вздрагивает, точно очнувшись ото сна, и как пройдет первый теплый дождепад, она уже улыбается каждым своим листиком, давая о себе знать, что она жива, здорова и наливается соком.
По краям тропы березняк крупный, белесый, причесанный ветрами. Нам любо шагать таким коридором. Он выводит в заливные луга, которыми заполнены все берега Андомы реки.
Перед заходом солнышка мы попали на рыбацкий стан, где и решили сделать привал на ночлег. Вправо от стана небольшая бочага, из нее вытекает маленький ручеек — он не звенит, а шелестит, так как вода бежит плавно, словно не хочет расставаться с местом, где так много золотых кувшинок, а вокруг плакучая ива в цвету — она клонится к воде и как будто ласкает ее.
Ива — это наша северная пальма. Почки у нее упрятаны в мягкий и беловатый куфтырек — это ивушка оберегает их в зимнюю стужу. Но уже ранней весной они лопаются, выпускают желтые цветики, которые ярко вспыхивают и при первом дождике сбрасываются на землю. В это время ива вся в соку, и от нее исходит аромат нежный, пряный, не сравнимый ни с какими лучшими духами.
Чудно и таинственно дышит лес вечерней порою. Дыхание берез приносит живительный медок, он смешивается с тончайшим запахом вереска. Бывало, в рюкзаке не оказывалось лаврового листа — тогда я заходил в густоту вересковых кустов и под ними собирал «заячьи ушки», которые всегда пахнут свежестью. Недаром «заячье ушко» — любимое деликатесное блюдо косого.