На второй пожне у мелкого перелеска Максим свернул вправо и вывел меня на проселочную дорогу. Но это было только одно название, что — проселочная: дорога сплошь заросла травой. С трудом мы добрались по ней до первой ладвозерской деревни.
Старожилы утверждают, что первые поселенцы появились здесь в шестнадцатом веке. Они укрылись тут от набегов иноземцев и назвали свое поселение Предзнаменованием.
А уже в восемнадцатом веке на Ладвозеро приехали три семьи Кузнецовых. Они срубили на берегу новые дома и основали деревню под названием Кузнецовская. Позднее обе эти деревни слились, и название первой деревни уступило место более позднему.
Кузнецовская встретила нас полной тишиной. Оконные глазницы грустно глядели из-под строгих тесовых крыш с резными петухами на князьках и с оленьими рогами на охлупнях. И ни одной живой души. Жители деревни, как мы узнали потом, перебрались ближе к районному центру: в такую дальнюю даль тяжело было доставлять и хозяйственный инвентарь и продукты питания. Слишком ощущалась оторванность от большой жизни.
Задерживаться в опустевшей деревне не было смысла. Вытянув ведро воды из колодца и напившись, мы двинулись дальше и вскоре оказались у речки.
Здесь нам представилась удивительная семейная идиллия. Возле воды лежал лось-рогач, а рядом с ним лосиха ласкала своим языком двух прибылых лосят.
Рогач прислушивался к каждому шороху. Заметив нас, медленно поднялся и протрубил отход. Вся семейка тихим шагом направилась в осиновую поросль.
Над нашими головами пролетела свиристель. Максим повернулся ко мне.
— Пойдем, соловушка, поступистей. Путь до ночлега у нас еще далек, а свиристель уже на ужин вылетела.
Мы поднялись в густой березник, пересекли его и вступили в гряду густого ельника. Все это время нас встречали и провожали птичьи голоса. Прошумел малиновый щур, прострекотала серо-бурая чечетка, бахвалясь своим оперением и красивой шапочкой. Где-то рядом бойко просвистела московка.
На закате солнца мы подошли к ручью Лебеда, освежились водой — сразу стало легче, спала усталость. Пройдя вниз по течению, нашли сухостойную ель, вывороченную из земли ветродувом и перекинутую через ручей, — по ней без всякого риска можно было перейти на другой берег.
Прямо надо мной нависла рябина. Вдруг неподалеку промелькнула белка. Сначала, увидев нас, она скрылась в траве, но потом снова выскочила на берег и, поднявшись на задние лапки, стала разглядывать незваных гостей.
Словно желая прогнать нас с «мостика», белка бойко цвикнула. Но мы не уходили. Тогда она проворно вскочила на мое плечо, перепрыгнула на спину Максиму, а уж затем по стволу елки перебралась на другой берег.
— По чужой тропинке идем, чужую дорожку занимаем, — заметил Чеботарев. — Хочешь или не хочешь, а хозяева свои права заявят.
Сумерки застали нас в голубой лощинке Студеных ключей. Максим остановился, осмотрелся вокруг.
— Пора на ночлег. Тут будем коротать ночь, тут будем утреннюю зарю встречать.
Он стал разживлять огонек, а я, взяв чайник, пошел за водой. Совсем рядом раздавался звонкий шум ручейка, но русло его оказалось сухое. Значит, ручей пробил себе дорогу под землей. Об этом говорила и маленькая воронка, которую я обнаружил.
Пришлось подняться выше к лесной гряде. Берега в этом месте были высокие, травянистые, но у самой воды плитками стоял белый мрамор, будто принесен он сюда руками человека. Об этом мраморе в старинных летописях записано: «…и есть в голубой лощинке Студеных ключей такие ручьи, у которых берега из мрамора выложены, а тот мрамор по ночам светится».
Вода в ручье катилась бисером по узкой щели между мраморными плитками, а кое-где она срывалась с трехметровой высоты, шумела и пенилась.
— Григорич! Где ты? — услыхал я голос Максима и, набрав в чайник воды, пошел к огоньку.
У костра развернул карту этой местности, и мы оба долго искали на ней наш ручей, но найти не смогли: видимо, топографы обошли его своим вниманием.
Расстались мы с ним поутру, покинув голубую лощинку и направившись в сторону болота с хилой растительностью.
— Перемахнем? — спросил Чеботарев. — Все болото метров триста будет. Глядишь, к вечернему чаю в Попиху поспеем. А если в обход идти, то почитай километров пятнадцать наберется. Зазря будем силы тратить.
— Пойдем через болото, — согласился я.
— Только гляди, соловушка, болото-то ведь с изюминкой, — улыбнулся Максим.
Начинался вечер. Солнца уже не было видно, но из раскаленного обода все еще проступали через густой лес алые брызги.