По всем дорогам скачут драгунские патрули. Два более крупных отряда движутся по большаку: один к школе, другой к озолскому имению. Едут оглядываясь, держа винтовки наготове.
Возле школы драгуны останавливаются. Сквозь открытую форточку из класса доносится трехголосое пение: «Боже, царя храни…» Один из драгун нехотя спешивается и входит в школу.
Навстречу ему, держа скрипку в одной, а смычок в другой руке, идет учитель — бледный, сутулый…
— Вы здешний учитель? — смущенно спрашивает драгун. Но, увидев устремленные на него испуганные глаза детей, он становится храбрее. Выпятив грудь, лихо переступает через порог и чуть не падает, задев сапогом за торчащий в стертой половице гвоздь. С надменным видом разглядывает детские лица. Потом сухо и деловито обращается опять к учителю: — Давно вы здесь служите? Сколько у вас учеников? Ага… — Заметив, что девочки постарше, улыбаясь, перешептываются, он резко оборачивается, но, увидев на стене портрет Александра III, говорит мягче: — Продолжайте занятия. Ну, а если появятся смутьяны — немедля донесите. — Искоса поглядывает на шепчущихся девочек и похлопывает нагайкой по голенищу. Потом опять обращается к учителю: — Не может ли кто-нибудь показать нам дорогу на… — Он мучительно пытается вспомнить; подходит к окну и поднимается на цыпочки к открытой форточке. — Как называется усадьба? Ага… Не может ли кто показать дорогу на Личи?
Скрипка в руках учителя издает жалобный звук…
Он угодливо суетится возле парт и шепчется с мальчиками. Но те мотают головами. Нет, никто не может показать дорогу на Личи. Драгун, нетерпеливо переминаясь, сердито ударяет нагайкой по голенищу.
Тогда Ян Робежниек, со скрипкой в одной и смычком в другой руке, с непокрытой головой, в легких штиблетах, выходит на большак и показывает драгунам путь к усадьбе Личи.
Ко всем трем окнам прильнули маленькие светлые головки. Пятьдесят пар глаз напряженно следят за тем, что происходит на дороге. Когда учитель, дрожа от холода, а может быть, от чего-нибудь еще, возвращается в класс, все тихо стоят на своих местах. Пятьдесят пар серьезных глаз впиваются в учителя. Он не в силах прямо глядеть им в глаза. Ударив смычком по кафедре, Ян продолжает прерванный урок. «Боже, царя храни…»
Гимн не звучит. То ли учитель чересчур взволнован, то ли ученики приуныли, но голоса не сливаются больше в дружной гармонии, мелодия звучит сбивчиво, осекается и режет слух. Повторив еще разок-другой, он кончает урок.
Дома Яна дожидается Мария, больная, исхудавшая, бледная. Обложенная подушками, теща сидит в кресле и, брезгливо щурясь, глядит на зятя. У нее всегда такое выражение лица, будто Ян повинен во всех ее болезнях и прочих несчастьях. А у него и так сердце сжимается от страха. Он раздражен, утомлен работой и бессонницей. Нервы окончательно сдали… И здесь он не находит ни опоры, ни утешения. Ян с досадой отворачивается, хватает шапку и идет во двор.
У колодца стоят Юзины ведра с водой. А ее самой нет. Он вспоминает, что уже несколько дней подряд в одно и то же время, вечером, он не раз замечал ее ведра оставленными здесь. Где же она сама? Ян подозрительно оглядывает низенькую прачечную и видит приотворенную дверь. Обычно ее открывают только в дни стирки. Ключ всегда висит в кухне на стене. Его почему-то особенно интригует Юзя. Приоткрытая дверь прачечной так и манит. Он возвращается на кухню. Ключа на месте нет. Взбудораженный столь необыкновенным открытием, спешит обратно.
Промерзшая дверь отворяется со скрипом. Из темноты навстречу ему выходит смущенная Юзя.
— Что ты тут делаешь? — начинает он грозно. Но, вглядевшись в румяное лицо с крепкими белыми зубами, увидав под накинутым на круглые плечи платком толстую светлую косу, смягчается. — Что ты тут делаешь? — повторяет он изменившимся, потеплевшим голосом. И когда литовка норовит проскользнуть мимо, он хватает ее за широкие плечи, прижимает к стене. — Ты, озорница! У тебя только шалости на уме!
Но Юзя нынче как-то особенно сдержанна и застенчива. Все увертывается от него и отворачивает голову.
— Барин… Барин… Пустите!
Ее неприступность пуще распаляет Яна. Он не сознает, чего именно хочет. Но ему приятно прижимать и не выпускать это молодое, сильное тело. И как будто ничего больше. Он обнимает Юзю еще крепче.
— Ах ты озорница!..
Но вдруг Ян чувствует, что кто-то сзади хватает его за шиворот и оттаскивает от Юзи. Испуганный и обозленный, он оборачивается. Перед ним стоит Витол — без винтовки и шашки урядника. Мыча что-то сквозь стиснутые зубы, Ян пытается вырваться. Память подсказывает, что нечто похожее он уже как-то раз испытал. Не успевает он разобраться в этом неприятном воспоминании, как раздается в ушах звон оплеухи. Удар по одной щеке, по другой… От боли даже темнеет в глазах, и руки беспомощно хватают воздух.