- Прекрати, - твердо произнесла Нина, отступая к двери. В душе была сумятица, но она раз за разом пыталась взять себя в руки, разговаривая с парнем, как со свирепым хищником: спокойно и громко. Он им и был: тигром, нет, скорее шакалом, хитрым, злым, подбирающим то, что плохо лежит или не способно защититься от не слишком-то сильных лап.
Она отступала, понимая, что на каждый ее шаг к двери он сделает два своих. А Алекс продолжал наступать делая все нарочно медленно и плавно, будто заигравшись в какую-то свою игру. Это единственное, что дало девушке шанс выбраться наружу.
Когда спина уперлась в холодную железную дверь, она чуть не вскрикнула от испуга. Схватилась за нее и, дернув на себя, отворила. В помещение влетел холодный воздух с улицы, по которой в спешке бродили люди. Бросившийся было к ней Алекс остановился на полпути, вновь замедлившись. Теперь не так страшно, теперь легче...
- Быстро отойди от двери, идиотка. Иначе тебе же будет хуже.
- Врешь, - выдохнула она и, схватив куртку, бросилась наверх, не думая о том, чтобы остановиться или оглянуться. Сердце случало в бешеном ритме, грозя разорваться на части. До самого угла дома она бежала словно ошпаренная, прижимая куртку к груди. Лишь на перекрестке, в потоке удивленных людей она рискнула накинуть ее на плечи.
- Ну и дура! - разгорячено выкрикнул он ей вслед - Будешь и дальше гнаться за своими мечтами: сгинешь!
Парень кричал что-то еще, вымещая давившую на него злость в морозный воздух, все больше наполняющийся белыми слепящими глаза снежинками. Но девушка его уже не слышала. Она вновь бежала вперед, пытаясь оставить позади и свое прошлое, и свою боль, и ощущения прикосновений обжигающе горячих рук к запястьям. Оставить за спиной все, что мешает жить.
***
Тем же вечером Максим сидел у дверей ее квартиры с одной ясной мыслью: "сказать ей все". Прошло уже два дня с тех пор, как он закончил картину, но увидеть или поймать девушку в коридорах не получалось. Несколько раз днем он подходил к квартире Нины, стучался, звал, но ни разу не услышал даже шороха или звука. Она определенно угадывала те моменты, когда он решался наведаться к ней, и убегала из дома раньше, не оставив ни намека на свое присутствие.
В этот раз художник решил ждать до последнего. Даже если она - эта взбалмошная, хрупкая, странноватая девчонка - вернется домой лишь под утро, он все равно будет ждать здесь. Хотя в последнее верилось с трудом. Максим и через железную дверь слышал возню Марка у порога. Тот явно ждал хозяйку, а она бы не посмела оставить его одного надолго.
Он сбился со счета времени, когда совсем рядом заскрежетал лифт. Было слышно, как он с трудом передвигается в шахте, мечтая только о том, чтобы вновь замереть, примостившись на каком-нибудь тихом этаже. Повозившись, створки лифта открылись, выпуская в коридор Нину.
Волосы взбиты, будто перья. В них запутался снег и питерский воздух. В глазах недоумение и легкий страх. Но, завидев Максима, эта кутерьма во взгляде почему-то успокаивается, теряя былую рассеянность. С красных от холода губ срываются облачка пара. Нина плотнее кутается в теплую куртку, из-за чего пальцы почти побелели от напряжения.
Заметив ее разбитое состояние Максим поднимается с корточек, но не двигается с места. Он и здесь-то еле смиряет желание кинуться к ней и обнять, вернув глазам уверенность и затаенные смешинки. Вместо этого он ждет у двери, так же как ждет её преданный пес по ту сторону этой глупой перегородки.
- Можно мне войти?
Нина кивает, отпирая дверь. Входит сама, почти сразу натыкаясь на Марка, взволнованно уткнувшегося мордой ей в ладони. Включив свет, она гладит пса по шее и старается не заплакать, выпустив эмоции на волю. Нина уже чувствует подкативший к горлу откат от страха, потому и старается заменить его мелкими ненужными действиями. Последнее чего бы ей хотелось, так это то, чтобы Максим видел ее слабость.
Но он видит. Замечает всё: от слез в глазах до нервных жестов и подрагивающих рук. Смотреть на это больно и страшно, будто сам себе загоняешь иголки под кожу. Хочется утешить, понять, но художник совершенно не знает как. Поэтому, дождавшись, когда она снимет куртку, просто прижимает ее лицом к себе. Крепко, сильно и невообразимо нежно.
Нина вырывается, кричит что-то неразборчивая, но Максим не отпускает. Держит так заботливо, как может, словно боится упустить или потерять вновь. Рядом крутится Марк, понимающий, что от этого человека хозяйку защищать не нужно. У него и взгляд похожий. Такой же любящий и преданный. Вскоре девушка затихает, начиная плакать. Откат все же настиг ее, дав выход слезам и страхам. Пока она не успокоится окончательно, парень гладит ее по плечам и спине, говорит какой-то ласковый бред, выдыхая слова в непослушные волосы.
- Тихо, Мышка, тихо. Я здесь и все будет хорошо. Обязательно.
- Но... - Нина поднимает на него все еще влажные от слез глаза - Разве ты не...
- Я - "не". И в следующий раз, когда тебе что-то говорят незнакомые люди, верь меньше. Иначе с ума сойдешь.
- То есть...?!
- То и есть. Успокаивайся, - художник касается губами виска девушки, замирая на секунду. Глаза слегка расширяются, от охватившего губы чувства жара. А ведь она, кажется, и не заметила, что простыла.
- Так, все. Быстро в комнату и под одеяло. Заболеешь как-нибудь в следующий раз.
Отправив все еще всхлипывающую девушку в комнату под присмотром Марка, сам Максим идет на кухню. Здесь он знает все не хуже, чем она у него. Подогревает воду и возвращается уже с бокалом горячего чая, который вручает Нине.
- Что это? - художник задерживает взгляд на не прошедших за два часа следах от пальцах на ее запястьях. Ревность вновь холодной змеей скользит по сердцу, вынуждая его зажмуриться, чтобы хоть как-то скрыть это.
- Попытка закончить то, чего никогда не было, - девушка не хочет, чтобы он видел эти отметины. Только не он и только не сейчас. Но Максим, после ее слов, лишь мягко обхватывает до сих пор саднящие места соприкосновения с чужими пальцами. Его ладони холодные, успокаивающие. На миг ей вновь хочется заплакать, но она кое-как берет себя в руки.
- Ты цела?
- Если бы не так, то домой я бы вряд ли пришла. Нева в этом случае предпочтительнее, - пытается Нина отшутиться, но все выходит слишком серьезно.
- Ты - дурочка, Мышонок. Нашла тоже мне выход!
Когда девушка допивает чай, он сам сажает ее к себе на колени. Отпускать не хочется, как и не хочется расставаться. Нина и сама не против этих объятий. Так не страшно и не больно. Тепло, как когда-то в детстве, в те моменты, когда солнце заглядывало рано-рано утром в окно, поднимая обитателей старой квартиры.
- Знаешь, мышка, - тихий шепот касается ушка - Я люблю тебя.
- Это плохая шутка.
- Это не шутка.
- Тогда слова.
- Нет, не слова. Это я.
Нина рассмеялась, прижавшись к нему. Если это сон, то ее ответные слова будут услышаны лишь ей. Но она все же их произносит, вкладывая в признание нечто большее, чем любовь и нежность к художнику. Себя. Если бы в этот момент она видела его лицо, то, должно быть, узнала бы, как видит самый счастливый человек на свете.
Максим еще долго укачивает ее, как ребенка, в своих объятьях, заставляя расслабиться и почувствовать себя дома, в полной безопасности и любви. Так проходят несколько десятков минут, а когда девушка засыпает, художник укладывает ее на диван, накрывая одеялом. Марк тут же пристраивается рядом с хозяйкой, оставляя парню место за ее спиной.
Потухает свет. Снаружи дома бушует непогода. Подхватываемый ветром кабель раз за разом ударяется о стекло, от чего Нина испуганно просыпается, тут же оказавшись крепко прижатой к Максиму.
- Что это? - девушка сжимается в кольце его рук, вспоминая, что боится темноты.
- Это Северный ветер, не бойся, - художник совершенно ласково и нежно касается ее виска губами - Это Северный ветер.