Она посмотрела на него.
— Видишь ли, когда я начну работать, мне нужно будет помогать семье, — сказал он. — Пока Стивен и Ричард не встанут на ноги. А это еще не слишком скоро будет, — добавил он уже безнадежным тоном и отвел глаза.
— Одна тирания заменяется другой, — сказала она.
— Ты так считаешь? Не слишком ли это упрощенно?
— Научить птицу летать, а потом требовать, чтобы она сидела на ветке! — После паузы она добавила: — И у тебя не возникает желания изменить все это?
— А как? — спросил он.
— Ну, чтобы людям вроде тебя не приходилось жить, вот так.
— Я так жить не буду.
— Ты думаешь? — сказала она и добавила: — Но другие будут.
— Да, — сказал он, глядя на деревья внизу. — Однако положение улучшается.
— Неужели?
Внезапно весь тон их разговора стал ироничным, как тогда в лесу.
— Почему ты все время читаешь мне лекции? — сказал он.
— А потому, что ты такой самодовольный, — сказала она. — Такой закоснелый.
— Я бы себя самодовольным не назвал, — сказал он.
— Разумеется. — Она засмеялась. — Это ты из-за самодовольства так думаешь. — После паузы она добавила: — Разве ты не чувствуешь никакой ответственности перед своим классом?
— Каким классом? — сказал он.
— Этим.
Она указала на поселок.
— Ни малейшей.
Она промолчала.
— А что, я обязан ее чувствовать?
— Чувствуют ведь не потому, что обязаны или должны, — сказала она.
— Да, — сказал он. — Но ты-то хотела услышать другое. — Помолчав, он добавил: — Ответственность, которую я чувствую, словами не опишешь.
Несколько минут спустя, ничего больше не сказав, они встали со скамьи и пошли к шоссе.
В поселке мимо них медленно проехал на велосипеде Блетчли в шортах и спортивной куртке. Когда они подошли к дому, он стоял у крыльца, что-то подвинчивая под седлом. По вечерам в воскресенье они иногда еще ходили вместе в церковь, по только по старой привычке.
Блетчли нагнулся еще ниже, его багровые колени глянцевито поблескивали. Он поднял покрасневшее лицо, и его глаза сверкнули.
— Я так и думал, что это ты, — сказал он, придирчиво оглядывая Маргарет, словно мог лишить ее права войти в дом, если она не будет представлена ему по всем правилам.
— Это Маргарет Дормен, — сказал Колин.
Блетчли молча кивнул.
— А это Йен Блетчли, — добавил он. — Наш сосед.
Блетчли снова кивнул и покраснел еще больше, словно заподозрил, что на самом деле она приехала ради него.
— Мы идем пить чай, — сказал Колин, и Блетчли наконец нарушил молчание.
— Приятного аппетита, — сказал он таким тоном, словно то, что ожидало их внутри, должно было подтвердить его давнюю точку зрения на домашнюю жизнь Сэвиллов. Он приткнул велосипед к стене. Вся его огромная фигура словно пылала после недавнего напряжения, ноги ниже края шортов почти светились. Он толчком распахнул дверь и захлопнул ее за собой.
Мать переоделась. Возможно, вначале ее выбило из колеи именно то, что она не успела привести себя в порядок. Впрочем, у нее было всего два платья — коричневое в мелкую крапинку, которое она надела теперь, и темно-серое, домашнее, которое она носила в перемену с юбкой и джемпером.
Кувшин с цветами стоял посреди стола, окруженный тарелками. Прямо к нему было придвинуто блюдо, на котором лежали сандвичи с мясным паштетом. У раковины стояла вскрытая банка компота.
Его братья уже ждали у стола — Стивен неуверенно переминался с ноги на ногу, а Ричард, который недавно плакал, тер лицо фланелевой тряпочкой. Мать, которая кончила накрывать на стол, встретила их улыбкой. И почти сразу со двора вошел отец, докуривая сигарету.
— Вот и отлично, — сказал он, прихлопывая в ладоши и потирая их, словно перед этим произошла какая-то стычка и он теперь изо всех сил старался заглушить ее отголосок. — Ну как, все наше прелестное селение обошли?
— Почти, мистер Сэвилл, — сказала Маргарет, которая при виде отца немного повеселела. — Можно, я вам помогу, миссис Сэвилл? — добавила она.
— Все готово, голубушка, — сказала мать. — Только вот руки помойте, если хотите.
— Помоем, помоем руки, — сказал отец и пошел к раковине, засучивая рукава. Он открыл кран и бодро запел.
Колин вымыл и вытер руки после Маргарет, потом придвинул ей стул, и они сели. Стульев было только четыре, и мальчики стояли сбоку и глядели на сандвичи, изнывая от нетерпения: блюдо было передано сначала Маргарет, потом матери, после чего отец протянул его Колину.