— Катайся, малый. А я для этого уже староват стал. — Потом повернулся уходить и добавил. — Пора на работу собираться. Ты же знаешь, мать беспокоится, если я запаздываю.
Часто он оставался на спуске последним, нарочно дожидаясь, когда остальным надоест кататься и они уйдут. Они медленно выходили из ворот, таща за собой санки, и их голоса замирали вдалеке. Иногда внизу, когда санки уже останавливались, он продолжал лежать, прижимаясь щекой к намерзшему на доски снегу, при каждом вздохе мимо его глаз проплывало легкое облачко пара, а склон поблескивал, и было тихо-тихо, только издалека доносились чуть слышные голоса, собачий лай, стук хлопающих дверей. Во второй вечер взошла луна, она сияла на небе ярким диском, и спуск между сугробами блестел, как металлическая лента. Когда стало совсем темно, в небе, в той стороне, где был город, точно негнущиеся пальцы, сходясь и расходясь, медленно задвигались лучи прожекторов.
Каждое утро, вернувшись домой, отец рассказывал о новых несчастных случаях, которые сам видел, — грузовик слетел с насыпи, легковой автомобиль потерял управление и врезался в стену; на фабрике стоял лютый холод и никто не мог работать, труба обрушилась, потому что лед расколол кирпичи.
— И как я только домой добрался! — говорил он, если ночью снова шел снег. — Поздновато для такой погоды. Неделю назад на ветках уже почки набухали. А теперь — чистая Антарктика. Того и гляди, я обернусь в пингвина, а вы утром только глаза вытаращите: кто такой?
Отец слепил снеговика почти с себя ростом, сверху нахлобучил старую кепку, а под ней из кусочков угля сделал глаза, нос, усы и большой рот. Блетчли, который тоже слепил снеговика у себя во дворе, по утрам расстреливал их снеговика камнями — сбил голову, а потом посшибал пуговицы, пальцы, которые отец сделал из щепок, доску, разделявшую ноги. В конце концов снеговик рухнул. Его рябое от угольной пыли туловище еще лежало во дворе, даже когда снег кругом растаял.
В последний раз, когда Колин пошел в Парк с санками, полозья всю дорогу скрежетали по асфальту, а спуск был весь в бурых проталинах.
Весной дед уехал от них назад к дяде.
— Я еще вернусь, — сказал он перед отъездом. — Такой уж у меня девиз: «Не засиживайся на месте». — Он нагнулся и поцеловал его. — Ты за ними приглядывай, Колин, береги их. Ты ведь знаешь, им без присмотра не обойтись.
Когда его чемодан поставили в автобус, он сел впереди, закурил и, посматривая в окно, кивал им.
На следующий день отец сказал:
— Похоже, Колин, у нас в доме заведется еще один малыш.
— Когда? — сказал он.
— Ну, не через месяц и не через два. — Он положил руку ему на плечи и засмеялся. — Не беспокойся, — сказал он. — Будете со Стивом его нянчить.
Колин теперь часто играл со Стивеном. Брат был такой же коренастый и белобрысый, как отец. Его голубые глаза смотрели чуть обиженно, недоуменно, рассеянно, и когда он шел с Колином на пустырь или — с наступлением весны — в Парк, то, почти не отрываясь, глядел себе под ноги, спотыкался и оступался, неуклюже раскидывал руки, стараясь удержать равновесие. Ребята прозвали его Тюленем.
— Тоже, ходить не умеет, — говорил Батти. — Мы что, ждать его нанялись?
И часто Колин отставал, дожидаясь Стивена, вел его за руку и в конце концов сажал себе на спину.
— Смотри, не оставляй его одного, — говорила мать. — Если он замешкался, подожди. Ты о нем должен думать, а не о своих приятелях.
Как-то он взял Стивена на реку. Они отправились туда на велосипедах — одни ехали в седлах, другие на рамах, остальные бежали сзади. Потом останавливались и менялись местами. Добирались они до реки чуть ли не полдня. Потом долго играли на желобе для загрузки барж углем и лазали по опорам моста. Когда они вернулись домой, было уже совсем темно.
Мать стояла в дверях.
— Где вы были? — сказала она.
Стивен прикорнул у него на спине. Оба они были вымазаны угольной пылью с желоба.
— Отец вас ищет. Он весь поселок обегал. — Она взяла его за локоть. — А что со Стивом?
— Я его нес, — объяснил он.
— Нет, вы посмотрите на него! Куда ты его таскал?
Вернулся отец и увел его наверх.
— А если бы Стивен упал в воду? А ты бы застрял в желобе?
Ремень хлестал Колина по ногам. Внутри у него все сжималось от боли.
Он не пошел вниз. Он слышал, как мать укладывала Стивена, потом ее шаги у двери. Она остановилась. Потом раздался ее голос.