Выбрать главу

— Пуф, — со смешком произнес мужчина, не опуская рук.

— А… что?.. но как?.. — мальчишка пытался собраться и задать более сложный вопрос, но мозг, казалось, решил совершенно не помогать хозяину. — Серьезно? — неожиданно выдал он самое длинное слово, которое только смог.

— Какие тут шутки, — Тео присматривался к щупальцам и по итогу довольно цокнул. — Или ты имеешь что-то против спрутов?

— Нет, но…

— Какие тогда «но» могут быть? — всплеснул руками он и повернул голову к Сане. — Пробуй сам. Тебя может остановить лишь потолок собственного воображения, ничего более тебя не сдержит. Вперед!

— Ну прямо «Per aspera ad astra» какое-то, — буркнул мальчик, дернув плечами, устраиваясь поудобнее на продавленной годами подушке. — Хорошо-хорошо. Я попробую, а то зря я что ли все те запутанные правила слушал.

Тео приподнял руки Сани и помог ему соорудить верный ромб. Больше он не способствовал, оставив мальчишке необходимую свободу и личное пространство. Он должен был ощутить момент, чтобы звезды пожелали сами очертить с ним оригинальное созвездие, не бывавшее ранее на небосводе.

И глазом не моргнув, он принялся творить. Его набросок оказался рваным угловатым и даже не стремился зацикливаться, но, когда последняя черта соединила уже ставшие родными звезды, перед их взором предстало древо с раскидистыми ветвями, намеревавшимися обнять всю планету. Саня с чувством выполненного долга хлопнул в ладоши и спокойно заговорил:

— Отец все лето тушил громадные массивы леса. Мы дома-то его и не видели. Даже я со своим… кхм… — мальчик замялся, но, подобрав необходимый термин, просиял: — Сбитым режимом, так сказать, и то не мог его уловить. В какой-то момент даже в голову пришла мысль, будто он превратился в бестелесного духа. Я мог смириться с моими чудачествами, но терять папу оказалось страшно.

Протянув молча серебряную зажигалку, Тео мотнул головой, одобрив продолжение рассказа.

— Только потом выяснилось, что он домой даже не заходил. Он ночевал на работе от усталости. И, самое ужасное, он был один, без нас, и мы ничем не могли помочь. Лишь редкие звонки по видеосвязи спасали и, замечая утомленную, но широкую улыбку отца, мы успокаивались. Тяжелые смены закончились, он вернулся домой. Но я и не подозревал, — сжимая прохладный корпус, сдавленно признался Саня: — Что творится у него внутри, и какие страхи мешают ему жить. Сколько всего взрослые хранят в себе?

Аккуратный, почти неуверенный щелчок и громкий выдох — мужчина улыбнулся одним уголком и размеренно заговорил:

— Слишком много, иначе им не требовались бы психотерапевты. И все же люди такие странные, — он махнул рукой, и вслед за ней потянулись янтарные искры, ласково обнимавшие то запястье, то фаланги пальцев. — Они так болезненно воспринимают свои небезграничные ресурсы. Называют их слабостями. Сильный. Слабый. Что это вообще значит?

Задумавшись, Саня неопределенно дернул плечом. Ему хотелось бы дать хороший ответ, обелить в глазах Сеятеля весь род людской, но вместо этого позволил сорваться с губ самой честной фразе:

— Я не знаю.

— Вот именно! — Тео дернул рукой, и крупицы задрожали в воздухе. — Поэтому разве можно столь легко раздавать такие обжигающие клейма, которые годами невозможно ни стереть, ни упрятать, ни содрать. А многие с клеймом уходят в вечность.

— Подожди, Тео, но это ведь я не знаю, а другие…

— Нет, Саня, не только ты. В том и проблема. Все вокруг строят из себя знатоков и множат заблуждения, в которых вы живете тысячелетиями. Я немало видел, и не слишком то все изменилось от смены эпохи. Где ваша грань безразличия и силы духа? А молчаливости? Тысячу раз я слышал разговоры о том, что он или она казались такими сильными. Никогда не жаловались. Выходит, сила в том, чтобы не открывать рта и не делиться переживаниями? Или же сила в том, чтобы идти напролом, не щадя других? Каким мерилом вы замеряете абстрактную силу, которую в себе не видит даже сам человек?

Саня выдохнул, подняв руку, открыл рот, закрыл. Мальчишка сделал глубокий вдох, понадеявшись, что новый приток кислорода прояснит голову и соберет мысли в единое целое. Это оказалось сложным занятием, разум будто противилось хозяину и неприятно щипало за гранью видимого и познанного.