Почти коснувшись лба, скрытого тонкими прядями волос, Саня одернул руку. Вспомнив отца и разговор с Тео, он внезапно задумался, какие страхи могли прятаться в ней. Всегда такой улыбчивой, веселой и нежной. Сжав губы в плотную линию, он решился, и стоило ему коснуться прохладной кожи, как в тот же миг гулкий щелчок зажигалки, молниеносно затянул в сторонний чертог разума.
Одинокий стук сердца — и Саня не поверил тому, что оказался во сне. Тот же кабинет. Спящая на сложенных руках мать, и лишь за окном забрезжил рассвет позднего ноября. Он обернулся и, увидев умиротворенного Тео, крутившего на пальцах зажигалку, удивленно вздернул бровь.
— Я все еще здесь, потому что мы во сне. А теперь отойдем в сторонку и понаблюдаем, — мужчина указал рукой в часть комнаты, куда солнечные лучи еще не добрались. — Нам не стоит давать о себе знать раньше положенного.
Саня торопливо кивнул и спрятался в тени. Он кусал губы в ожидании, но пробуждение случилось даже быстрее, чем он думал. Женщина двинула обнаженной ступней, нахмурилась и, опустив голову, обнаружила на полу воду. Страшная догадка коснулась ее ледяной хваткой, и она вскочила с места, чтобы тут же вылететь из комнаты.
Тео переглянулся с Саней и, схватив того за рукав, потащил вслед за беглянкой. Она словно призрак исчезала из их поля зрения, как только они пытались ее достичь, но в конце концов она остановилась в комнате: источнике потопа в доме. Вода переливалась через края эмалированной ванны, но женщина была к этому безучастна. Она склонилась над хрупким телом, убрала со лба прилипшие черные пряди и, встретившись со стеклянным взглядом, зашлась в беззвучных рыданиях. Пальцы ее искривились будто от судорог, а Саня, подойдя ближе, заглянул за плечо матери и увидел себя. Он должен был бы испугаться, но вместо этого он лишь шепнул одному Тео:
— Так вот, как выглядит смерть.
Мужчина сжал его плечо, вырывая из пагубных раздумий.
— Ты нужен мне здесь. Сосредоточься. Есть лишь один ты, и этот ты дышит так шумно, что усомнится в твоей живости фактически невозможно.
Всунув в ладони зажигалку, Тео отдал последнее распоряжение:
— Щелкай крышкой в ритме вальса. Это поможет мне настроиться на нужный лад. Будь добр не филонить.
Вначале собственные фаланги казались неуклюжими, ватными и словно не от этого тела вовсе, но Саня прикусил щеку и принялся мысленно считать каждый щелчок. Раз, два, три.
Раз, два, три. Раз, два, три.
Раз, два, три, раз, два, три, раз, два, три.
Сам собой ритм ускорился, но мужчина даже слова не обронил. Все было правильно. Ни больше, ни меньше. И когда щелчки утонули в самой материи сна, мальчишка увидел, что вся разлитая вода испарилась, а тело стерлось невидимым и беспощадным ластиком. Тео забрал обратно зажигалку и мотнул головой в сторону женщины, и лишь затем отступил в коридор. Его наблюдение могло позволить себе более длительное расстояние.
Рухнув на колени, Саня коснулся ладонями трясущихся плеч и нежно поцеловал русые волосы матери. Может он и должен был сказать ободряющую речь, но ничто не могло сравниться с тем, что развернулось в комнате пару мгновений назад. Он не хотел фальши, а потому он крепко обнял женщину, отгоняя прочь все сомнения. Он живой. Он здесь. Он с ней.
То, что он не сказал вслух, мама почувствовала душой и ласково прошептала:
— Мальчик мой… любимый…
— Да-да-да, — деликатно заговорил он, боясь спугнуть тонкий момент. — Я. Не волнуйся. Это я. — Губы аккуратно прижались к щеке, и женщина улыбнулась.
И в дымке она растворилась вместе с треклятой комнатой и пустыми фантомами, которые никогда не станут реальностью. Поклявшись в этом самому себе, Саня вышел из кабинета, пока Тео скреплял веки матери янтарными крупицами. Стоило ему окончить работу, пришел мальчишка с теплым пледом в руках, которым он заботливо укрыл спящую. Молча он вышел и в задумчивости вернулся с мужчиной в комнату.
Тео остался в проеме и с интересом смотрел на Саню. Мышцы на его лице напрягались и расслаблялись с такой скоростью, будто они готовились к некоему неизвестному соревнованию.
— Говори, или же станешь как взрослые таить внутри переживания? — в его голосе отсутствовала насмешка, зато была искренняя забота, которая звучала на удивление естественно, несмотря на подобранные слова.