Выбрать главу

— Пахнет домом, — улыбнулся Тео, заполняя легкие под завязку.

— Значит, он у тебя все-таки есть, — не подумав, ляпнул Саня, как мгновенно поплатился за сказанное.

Мужчина наградил его таким взглядом, что и без слов мальчишка съежился на своем месте. Одними губами он произнес: «Извини», — на что Тео коснулся пальцами виска. Многозначительный вдох — и наконец тихий вопрос:

— Неужели ты думал, что мне некуда возвращаться? Думал, я существую только на работе? На время ночи, а после я испаряюсь, пока звезды вновь не завладеют небом? Я лишь мираж, лишенный индивидуальности?

— Н-н-нет, — запнулся Саня, а затем, сложив пальцы в замок, серьезно заговорил: — Я просто не думал, что у тебя может быть какой-то человеческий «дом». Нечто безусловно есть, но не могу же я знать наверняка, что именно.

— Верно. Не можешь, — легко согласился Тео, продолжая наслаждаться горячим напитком издалека. Губы так и не коснулись края фаянса, однако в янтарных глазах плескалось удовольствие.

Не услышав обиды в голосе, Саня ухватился за пиццу, как вдруг неожиданная мысль, пришедшая в разум, захотела быть озвученной.

— А тебе неинтересно узнать, что со мной на самом деле? Без шуток и уверток?

Тео пожал плечами и на мгновение показалось: он проигнорирует вопросы. Минута прошла, и он с легкостью заговорил:

— Я не собираюсь тебя вынуждать или выводить какими-то ухищренными путями на искренний разговор. У меня нет цели лезть в чужую душу, когда об этом никто не просил. Однако я могу выслушать тебя тогда, когда сам пожелаешь.

Мальчик улыбнулся и продолжил есть. Он так аппетитно жевал, что Тео не удержался и все же пригубил чай.

— Вкусно? — мгновенно спросил он, кивнув.

— Не чувствую, — без особого сожаления ответил Тео, а затем подвинул кружку, на которой проступили белесые точки, обозначавшие примерное расположение звезд. Слишком примерное. — Но могу представить. Опишешь мне?

— Я, конечно, не поэт, но постараюсь, — согласился мальчишка и, доев последний треугольник пиццы, встряхнул плечами. Мысленно приготовившись, он взял чашку в ладони и не спеша принялся рассказывать те ощущения, что возникли у него.

Тео внимательно слушал, ловя каждую нотку в тихом голосе. Он пропускал через себя все сказанное и так ни разу не прервал Саню. Ему оказались не нужны уточнения. Достаточно было того, что смог озвучить мальчик, ведь он не старался приукрашивать травяной сбор. Говорил, как чувствовал. Улыбался, когда хотел. Не притворялся. Никогда. А потом сознался, что не так уж и хорош получился импровизированный чайный сбор, но мужчине он все равно пришелся по душе.

Он все так же пах домом. Тем далеким, утерянным в тысячах звезд.

* * *

Сидя по-турецки на полу, Саня ловко нажимал на клавиши джойстика, который во тьме комнаты иногда вспыхивал бирюзовым светом. Он раз за разом одолевал врагов на экране, однако истинного удовольствия не ощущал. Он словно завис в пограничном состоянии, а сейчас пытался отрегулировать самого себе, как если бы неожиданно все его настройки сбились напрочь.

Периферийное зрение уловило движение, и, не поворачивая головы, мальчишка устало произнес:

— Бери второй джойстик. Теперь сыграем в мою игру. Правила узнаешь походу.

Спорить прибывший Тео не стал и занял место рядом, усевшись так же, как и Саня. Оказалось, играть сидя на полу гораздо удобнее, да и света на удивление оказалось куда меньше, чем обычно. Изменения были минимальны, но мужчина отмечал каждую из них, тем не менее оставив их без вопросов. Он сосредоточился на игре, которая затягивала своим умелым геймплеем.

— Я болен. Все, что я рассказывал про сбитый режим, чушь собачья. Приступы катаплексии — это лишь один из симптомов моего заболевания, — Саня говорил быстро, даже резковато, словно боясь растерять смелость на полпути. И на последнем выдохе он почти обреченно закончил: — Нарколепсии.

Мальчишка зажмурился, а пальцы интуитивно сжали джойстик до побелевших костяшек. Он приготовился к самому худшему, но на плечо легла широкая ладонь, такая горячая. В ней пульсировало столько энергии и скрытой силы, что Сане пришлось судорожно втянуть спасительного кислорода в пересохшие словно русла рек легкие.