– И да и нет. У меня есть предположения. Есть вероятности. Есть прыщ на заднице, который необходимо почесать. Чего у меня нет, так это информации. Что бы я ни предпринял, я не собираюсь бросаться куда бы то ни было очертя голову. – Поймав ее взгляд, я добавил; – Не буду гадать. Слишком легко ошибиться. Это чертово заражение меняется так быстро, что мы не можем считать что-либо невозможным только на том основании, что никогда раньше этого не видели. Я думаю, мы знаем достаточно много, чтобы понять, как много мы не знаем. Прежде чем мы что-нибудь предпримем, я свяжусь с Зелеными Горами. Просто на всякий случай.
– Просто на всякий случай, – эхом отозвалась Уиллиг.
– Вот именно.
– Пошлем зонды?
– Возможно. – Я почесал бороду. Я не брился уже две недели, и борода как раз дозрела до ненавистной стадии нестерпимого зуда. – Но зонд может возбудить квартирантов, что нежелательно. Мне необходимо увидеть червей.
– Не хотите вызвать луч? Простерилизовать все вокруг. Потом мы пойдем и посмотрим на их тела. – Она повернулась вместе с сиденьем и набрала команду на своем терминале. – Прямо сейчас на нужной позиции находятся два спутника. Можно попросить их сделать триангуляцию и ударить сразу двумя лучами; эти твари так никогда и не узнают, от чего сдохли.
– Об этом я уже подумал. Но лучи творят что-то невероятное с метаболизмом червей. Иногда те просто взрываются. И уж наверняка лишаются своих полос. А мне хотелось бы взглянуть на их расположение.
– Что такого важного в этих полосах?
– Не знаю. Никто не знает. Но почти все верят, что они должны что-то означать.
– И вы тоже?
Я пожал плечами.
– Помните того мертвого червя, которого мы видели? На нем было три маленьких белых полоски. Таких раньше не встречалось. В Зеленых Горах отсутствуют какие-либо сведения о белых полосах. Возможно, эти полоски и есть ключ к разгадке. А может, нет. Не знаю. Кстати, как раз в области «я не знаю» и совершаются открытия.
– Прошу прощения, – сказала Уиллиг, – но это уже выходит за рамки моего понимания. Единственные полосы, в которых я разбираюсь, – на сержантских нашивках.
– Не беспокойтесь, это-то вам и положено знать. – Я протянул кружку за добавкой.
– А вы, как я погляжу, мазохист.
– Просто надеюсь, что при отравлении мне не придется принимать решения. Вся ответственность ляжет на вас или Зигеля.
– В таком случае, лучше расскажите об этих полосах, – предложила она.
Я знал, чего добивается Уиллиг. И не возражал. Иногда лучший способ решения проблемы – рассказать о ней другому человеку. Даже если он не поймет вас, но, излагая проблему в очередной раз, объясняя ее как можно доходчивее, вы можете спровоцировать внутреннее озарение, которое высветит путь из логического тупика.
– Вы никогда не видели живого червя, не так ли? – начал я. – Картинки не дают верного представления. В натуре их цвета несравненно ярче, их мех постоянно меняет оттенки. Иногда он переливается и сверкает, порой он темный – но цвет всегда насыщенный. А самое любопытное в том, что полосы смещаются и плывут, словно на экране рекламного стенда или по борту дирижабля. Обычно полосы образуют более или менее постоянный рисунок, почти не двигаются, но стоит червю возбудиться, как они начинают мелькать, как на неоновой вывеске. Когда червь сердится или атакует, все полосы становятся красными. Хотя и здесь вариаций множество. Причину мы не знаем.
На лице Уиллиг отразилось недоумение, и я пояснил: – Вам же известно, что мех червя – не мех в буквальном смысле, а очень толстый слой нервных симбионтов. Теперь мы уже знаем, что эти симбионты реагируют на внутренние раздражения точно так же, как на наружные. Одна из реакций проявляется в изменении цвета. Некоторые считают, что по цвету полос можно узнать мысли и чувства червя.
– И вы тоже?
Я пожал плечами.
– Когда червь становится красным, я уступаю ему дорогу. – Потом задумчиво добавил: – Все может быть. Но если это сигналы, то мы их пока не расшифровали. Однако именно поэтому в Зеленых Горах продолжают собирать коллекцию раскраски червей. Машины летиче-ского интеллекта пыхтят, перетасовывая их и пытаясь найти какие-нибудь точки соприкосновения между рисунком полос и характером поведения хторра. Пока известно только одно: красный цвет означает, что червь сердится. Но я не думаю, что подобное открытие тянет на Нобелевскую премию.
– Значит, мы сидим тут и паримся только потому, что вам захотелось увидеть полосы на боках у червей?
– Верно.
– И вы надеетесь, что они будут настолько любезны, что специально для вас вылезут из своих нор и разрешат заснять их прямо из машины с безопасного расстояния?