– Еще есть время поспорить с вами?
– Только покороче, – распорядился я и, взявшись за поручень под крышей транспортера, повис на нем. – В вашем распоряжении три минуты.
– Столько мне не потребуется, – ответила она. – Я думаю, что мы совершаем ошибку, выводя тигра сейчас. Что, если в это время там случится что-нибудь важное?
– Я думал об этом. Если там произойдет что-то важное, мы уловим это через датчики. Но если мы не выведем тигра сейчас и не перезарядим, то рискуем потерять не только его, но и пробы тоже. Я считаю, что безопаснее сделать это сейчас. Сегодня ночью ничего не произойдет – пока шторм в самом разгаре, – а вот насчет завтра я не уверен. Жрачка будет готова, только когда осядет пыль. И к этому моменту мне бы хотелось иметь Шер-Хана полностью перезаряженным.
– Хорошо, – согласилась Уиллиг. – Диспут окончен. – Она повернулась к своим приборам. – Я тут наметила обратную дорогу. В основном по твердой почве, слой пыли не должен быть глубоким, но есть одно или два места, где придется как– нибудь извернуться. Промоина, в которой можно раз-другой оступиться. Тому, кто поведет тигра назад, придется действовать вслепую. Лучше предоставить это ИЛ– машине, а оператор пусть посидит сложа руки и получит удовольствие от верховой езды.
– Точь-в-точь моя мысль. – Я одарил ее самой разлюбезной улыбкой. – Чтобы быть блестящим командиром, надо позволять своим подчиненным рожать блестящие идеи; в этом весь секрет. Сделайте все, как решили.
Уиллиг уже занималась этим. Она даже не обернулась.
– Когда вас разбудить?
– Вы укладываете меня в постель?
– Вы и так уже на полпути к ней. Когда я буду укладывать вас в постель, вы это почувствуете.
Я проковылял в задний отсек и повалился на нижнюю койку.
И внезапно снова оказался один – опять нахлынуло все, чему я сопротивлялся последние часы.
Все сразу навалилось на меня. Гудело все – голова, сердце, руки. Все тело вибрировало. Я прижал пальцем вену на шее. Пульс отвратительно частил. Сколько времени я держал себя в таком напряжении? День? Неделю? Всю жизнь? Я не помнил, когда в последний раз позволил себе расслабиться, и не был способен на это даже сейчас. Я лежал на койке и дрожал. Мне было хорошо известно это чувство: тревога перерастает в панику, которая сменяется отчаянием, фрустрацией и бритвенно– острым ощущением ужаса. Мозг лихорадочно работал. Я боялся позволить себе расслабиться, боялся, что если я это сделаю, то отпущу и свою жизнь; я был настолько изможден, что не сумел бы потом восстановить контроль над телом, не осталось бы ничего, что не давало мне рассыпаться. Я просто испарился бы. Просто впал бы в бессознательность и исчез бы навсегда. Подо мной открылась бы дыра, и я провалился бы в бездну – даже не смерти, а на ступеньку ниже нее.
Я резко сел. Слишком резко – закружилась голова. Я сжал ее руками и начал медленно считать, ожидая, когда пройдет головокружение. Когда успокоится тело. Только оно не успокаивалось. Не могло успокоиться. Желудок сжимали спазмы, как гнездо копошащихся хторранских тварей под рощей. Было так плохо, что хотелось выскочить из кабины, распахнуть дверь и помчаться голым по розовой пыли.
Наша работа будет иметь смысл, только если мы вернемся живыми. Сумеем ли? Какой толщины достиг слой пыли? Как быстро он расплывется в липкую жижу? Похоронит нас заживо, или мы просто обнаружим, что не можем выбраться? Бронетранспортер может прилипнуть к земле уже завтра. Заберут ли нас отсюда, если мы попытаемся вызвать вертушку?
И, что более важно, глянет ли кто-нибудь на собранные нами данные?
Или мое имя теперь настолько ненавистно, что от наших проб отмахнутся, даже не взглянув на них, просто потому, что там будет стоять моя фамилия?
Что сейчас делает генерал Уэйнрайт? Что приготовил мне Данненфелзер? И что скажет доктор Зимф? Ничего печатного, я уверен.
А самое главное, как поведет себя Лиз? Что я мог сказать ей? Что сделать, чтобы исправить положение?
Слишком далеко я зашел на этот раз. Ощущение было мерзкое…
Я снова лег на спину. Такого звона во всем теле я еще никогда не испытывал. Что я делал, когда в последний раз сходил с ума? Не знаю. Даже не могу припомнить, когда я был таким ненормальным. Нет, неправда. Я был еще ненормальнее, чем сейчас. Намного ненормальнее. Но в тот раз это доставляло мне удовольствие.