Выбрать главу

— Из-за чего же вы поссорились?

— Не знаю. Из-за чего-то личного. Какое это имеет значение?

— Очень большое значение. Вам выстрелили в голову. Из-за чего произошла ссора?

— Я хотела, чтобы он вернулся со мной в Ванкувер, а он не желал, ясно? Да куда же эта чертова медсестра запропастилась?

Судя по всему, в ней закипал гнев. Делорм это было очевидно, но что-то в этой вспышке гнева ее настораживало. Была в ней какая-то демонстрация, театральность.

— И что же было потом? Вы поссорились, а потом что?

— Сержант Делорм! — остерег коллегу Кардинал.

— Том не стрелял в меня, если вы об этом. Он парень тихий. Безобиднее не бывает.

— Ну так расскажите, что произошло.

— Мы поругались, и я ушла. Шла по длинной грязной дороге. Было чертовски жарко, и эти мухи повсюду. До города далеко, и я выставила палец — поймать машину. Вторая из проезжавших мимо остановилась.

— Марка? Цвет?

— Что-то яркое. Может быть, белая или серебристая. Что-то в этом роде. Машина блестела на солнце, чуть ли не слепила глаза.

— А водитель?

— Не помню я, понятно? Он был в темных очках. Господи, леди, отстанете вы от меня наконец? Чего вы, черт возьми, ко мне привязались? У меня пуля была в голове, а вы допрашиваете меня, будто я преступница!

И, повернувшись на бок, она зарылась головой в подушку и в голос зарыдала.

Что тебе кино, подумала Делорм.

Вошла дежурная сестра. Увидев на кровати трясущуюся в рыданиях девушку, она повернулась к детективам. Гневный взгляд готов был их испепелить. Указав на дверь, она произнесла лишь одно слово:

— Вон!

— Нечего сказать, с толком поработала, — произнес Кардинал в коридоре. — Тебе следует дать премию за чуткость!

— Нам надо во что бы то ни стало выудить из нее информацию, Кардинал. Не понимаю, почему ты так с ней миндальничаешь!

— Не забудь, что мисс Тейт находится здесь в качестве жертвы. У нее огнестрельное ранение головы. Запугиванием тут ничего не добьешься. А добиться можно лишь звонком в Ванкуверскую полицию. Узнать, не объявлена ли она в розыск.

— А если ее не разыскивают?

— Пусть проверят школьные журналы, больничные записи, все, что может дать нам ключ к ее прошлому.

— Я считала, ты ей доверяешь, — заметила Делорм.

— Доверяю. Но не доверяю ее памяти.

— Веришь ее рассказам насчет ссоры? Насчет того, что поймала машину? Разве похожа она на девушку, которая станет голосовать на шоссе и согласится на предложение первого встречного?

— Могло быть и так. Если она была очень уж расстроена. Мы ведь не слишком-то ее знаем.

— А я думаю, что она сочиняет.

— Почему ты так думаешь?

— По тому, как она это рассказывала, пряча глаза. Темнила, когда ей было надо.

— Ты что, много общалась со страдающими амнезией?

— По-моему, она что-то скрывает.

По коридору к ним шел доктор Пейли.

— Уже окончили? Так рано? Может быть, зайдем в мой так называемый кабинет и поговорим?

Они прошли вслед за ним в захламленную комнату, где громоздился стол и были навалены папки. Закрыв за ними дверь, Пейли извлек откуда-то стулья, чтобы можно было сесть.

— Не понимаю, — сказала Делорм. — Вы сказали нам по телефону, что мисс Тейт на седьмом небе от счастья, что к ней вернулась память. А вышло, что наша рыженькая уклоняется от ответов, нервничает и находится в подавленном состоянии.

— «В подавленном состоянии» — это не совсем точная формулировка, — сказал доктор Пейли. Он сделал какую-то запись в папке и отложил ее в сторону. Крутанулся на стуле, чтобы сесть лицом к Делорм. — По-моему, правильнее будет сказать «в сокрушенном состоянии». Мисс Тейт перенесла ужасную травму — ей стреляли в голову, — и последствия этого она только сейчас начала осознавать.

— Но этого она даже не помнит!

— Верно. И никогда не будет помнить. Но то, что это было, она теперь знает. Знает, что кто-то пытался ее убить. И это знание въелось в нее — больше оно не улетучивается из ее памяти, как это было на прошлой неделе, — впервые у нее возникло устойчивое понимание того трудного положения, в котором она оказалась. Думаю, каждый бы на ее месте нервничал и испытывал тревогу.

На подоконник возле стола доктора сел воробей, но, с подозрением взглянув на Делорм, упорхнул.

— Наверно, вы правы, — сказал Кардинал, — и мы не хотим слишком на нее давить.

— Это было бы контрпродуктивно. В настоящий момент все ее усилия направлены на то, чтобы не утонуть, захлестнутой могучей волной самоузнавания. Возможно, ей вспоминаются вещи, о которых ей не хочется говорить. У каждого из нас в прошлом есть нечто неблаговидное. А у нее подобные воспоминания могут быть и никак не связанными с ранением в голову.

— Но ведь именно такие воспоминания подводят нас к личности ее обидчика, — сказала Делорм. — И сентиментальные соображения не должны этому препятствовать.

— Понимаю, детектив. И уверен, что с течением времени она станет более откровенной.

Делорм заглянула в свой ноутбук:

— Вот записи нашего первого разговора. Тогда вы были уверены, что с возвращением памяти она вспомнит все и сразу.

— Да. Как это ни удивительно, но обычно так и бывает. Словно ликвидировали короткое замыкание, и картина вновь осветилась.

— Но на этот раз все иначе, — заметила Делорм. — Мисс Тейт что-то помнит, а что-то и нет. Помнит, что остановилась в мотеле, а какого цвета постройка — не помнит. Не помнит, кирпичная она или деревянная. Не помнит, сколько дней там провела. Что это было на озере — помнит, а на каком именно — не помнит.

— Может быть, она и не знала названия. Привезли на какое-то из мелких озер, а названия могли и не сказать. Некоторые из таких озер вообще безымянные. А может, это один из заливов Форельного озера. Приезжий не будет знать названия.

— А утаивать что-то в этом смысле она может? — спросил Кардинал.

— Разумеется, она может что-то помнить и не хотеть вам говорить. Может придумывать, пытаясь что-то скрыть. Что же касается того, чтобы сознательно вводить вас в заблуждение, то все мы слишком плохо ее знаем и потому не можем решить, способна она на это или нет.

Обычно Кардинал и Делорм не имели разногласий насчет ведения дела и как допрашивать свидетеля, но сейчас молчание в машине было угнетающим. Делорм остановилась на красный свет, и Кардинал считал про себя секунды.

— Ну ладно, — сказала Делорм. — Каким все-таки образом она может помнить серебристый цвет машины, которая ее подобрала, и не помнить человека за рулем?

— Брось. Мы сплошь и рядом сталкиваемся с подобным. Свидетели отлично помнят, какие туфли были на человеке, но был ли он в шляпе или без — сказать не могут. Это ничего не значит.

— У тебя не сложилось впечатления, что она сознательно выбирает, что нам говорить, а что нет?

— У меня сложилось впечатление, что она еле-еле оправилась от шока.

— Знаешь, по-моему, у нее достаточно нянек, и в дополнительной она не нуждается.

— Думаю, она рассказывает нам все, что может. Погляди на нее. Разве она похожа на femme fatale?

Делорм покосилась на Кардинала:

— Ты замечал, что проявляешь к женщинам снисходительность? Не допрашиваешь их с тем же пристрастием, как мужчин?

— Неправда! — возмутился Кардинал. — Кое-кого из них я прекрасно упрятывал за решетку. А вот ты, напротив, не так строга к мужчинам.

— Может быть. — Делорм пожала плечами — движение, которое придавало ей, по крайней мере в глазах Кардинала, французский шарм. — Наверно, это потому, что меня больше возмущают женские преступления или когда женщины словно не понимают, что им выгодно, а что нет.

— По-моему, мисс Тейт не относится ни к той, ни к другой категории.

Делорм покачала головой:

— С тобой все ясно, Кардинал. Ты даже не знаешь хорошенько этой женщины, но, кажется, уверен, потому лишь, что она ровесница твоей дочери, будто отлично ее понимаешь и видишь насквозь.