«Две минуты».
Мы с Такигавой спустимся по тросу с левого борта «Чёрного ястреба». Кёниг и Лопес выйдут с правого.
Хаббл и Баллард останутся на борту и высадятся на дальней стороне Кагур-Гхара, где займут свою блокирующую позицию.
В наушнике затрещал сигнал. «Тридцать секунд».
Лобовое стекло вертолёта чёрное, залитое склоном горы. Наша точка высадки – всего лишь скалистый выступ на западном склоне Шафката. Пилот зависает в воздухе, разворачивает хвостовую балку, чтобы выровнять фюзеляж. Командир экипажа пинает тросы за борт. Один трос слева, один справа. Тросы змеятся на двадцать футов до земли, хлеща в потоке воздуха от ротора.
«Пошли», — говорит бригадир.
Я хватаюсь за верёвку обеими руками в перчатках. Переношу вес тела через пустоту, упираюсь ногами в край пола отсека. Глубоко вдыхаю, отталкиваюсь и обхватываю верёвку лодыжками. Сползаю вниз, как пожарный по шесту. Приземляюсь и отступаю в сторону. Опускаюсь на одно колено и снимаю винтовку с передка.
От рев ротора меня окутывает вихрь пыли, веток и сосновых иголок. Всё, что не зарыто в землю и не закреплено на скале, взлетает и кружится вокруг меня в темноте.
Быстрый взгляд назад. Кёниг упал. Опустившись на колено, он обеспечивает безопасность на другом фланге. Такигава и Лопес спускаются по быстрой веревке на уступ. Мы оборачиваемся и видим, как бригадир поднимает веревки.
«Черный ястреб» разворачивается на месте, резко опускается носом вниз и улетает.
Четверо мужчин одни на горе.
МЫ СТОИМ НА КОЛЕНИ, не двигаясь, лицом к четырём сторонам света. Держим винтовки наготове, осматриваем местность прицелами. Пыль оседает на скалистом уступе. Кёниг смотрит на склон горы, смотрит на стену из камней и деревьев. Такигава и Лопес смотрят на изгиб горы: один на юг, другой на север.
Я смотрю на величественную черноту. Передо мной неглубокая долина, в полутора милях под нашим уступом. Дальше, с юго-запада на юг, тянется горная гряда, ведущая к далёкой горе Кох-и-Баба высотой семнадцать тысяч футов. Кабул лежит где-то там, во тьме. Объятый перевёрнутой буквой V, образованной горой Кох-и-Баба и нашим Гиндукушем.
Небо чистое. Бесконечность звёзд, ослепляющих в ночном зрении. Я заворожён горизонтом. Я поднимаю свои НОДы, чтобы лучше видеть. Мы так высоко, что я вижу изгиб Земли. Я выдыхаю, наблюдая, как моё дыхание превращается в пар на холоде.
Проходит пятнадцать минут. Я слышу щелчок пальцев и оборачиваюсь.
Кениг жестом показывает мне, что пора переходить к делу.
Справедливо.
Никто из них не забирался так далеко на север. В прошлый раз, когда я проходил этим путём, мой маршрут проходил по восточному склону Кагур-Гхара. Этот путь был более прямым, по долине реки Кагур, где она изгибалась на восток, в Пакистан и Ваханскую зону.
Но я уже проходил этот путь раньше. Я разведал деревню Кагур, и это сделало меня экспертом. На местности развивается шестое чувство, которое невозможно развить, изучая спутниковые снимки и контурные карты. Узнаёшь текстуру земли под ногами, запах леса, дневную жару и ночную прохладу.
Я встаю, перекидываю винтовку через плечо, опускаю НОДы и отправляюсь в темноту.
Нам нужно пройти три мили по южному склону Шафката. Склон горы скрывал наше продвижение от глаз из долины Кагур. Наша деревня находится на другом конце.
сторону реки. Я выбрал этот маршрут, потому что он позволяет нам идти, как талибы, по самому каменистому склону. При правильном подходе мы достигнем нашей цели на восточном склоне к рассвету.
При неправильном исполнении один или несколько из нас могут сломать ногу или упасть с этой чертовой горы.
Нет смысла медлить. Я схожу с уступа на склон. Проверяю опору ботинком. Делаю шаг, потом второй. Я уже это делал. Становится легче.
Вскоре я уже двигаюсь быстрым шагом с севера на восток, следуя изгибу Шафката. Моя форма парит от пота, впитывающегося в холодный воздух. Правой рукой я опираюсь на М110, перекинутый через грудь. Левая свободна. Я иду, слегка наклоняясь. Всякий раз, когда я сомневаюсь в равновесии, я вытягиваю левую руку и упираюсь в скалу.
За мной идёт Кёниг, затем Такигава. Лопес идёт последним.
Никто из них ранее не освещал подобную ситуацию в стране.
Они считали склоны Коренгала к югу неровными. Теперь им есть о чём рассказать.
Прошло полчаса нашего марша. Что-то не так. Я поднимаю правый кулак, чтобы остановить колонну. Склон горы передо мной исчез. НОДы ограничивают периферическое зрение. Я смотрю влево и вправо, вверх и вниз. У моих ног склон горы круто обрывается в глубокий овраг. Он уходит на сто пятьдесят футов вниз, прежде чем подняться на другую сторону. Словно от склона горы отрезал кусок пирога.