– Ты хочешь уйти?
– Не совсем… Эх, будь я посторонним, я бы восхитился тому, как виртуозно витаю в сомнениях и изобретательно занимаюсь самоистязанием. Но я здесь, будто прикованный.
– Не уходи, не разбивай мне сердце!
– Никуда я не денусь. Один не выживу – неспособен во всех смыслах. Я – пугало, которое поставили на середину площади.
– Потерпи, это пройдет. Я вылечу тебя.
– Как? Это не кровоточащая рана.
Меня вынудили лечь на спину. Хоть и не видя, я осознал, что она, сев сверху, была полностью голой.
– С ума сошла?!
– Я запрещу на тебя смотреть, дотрагиваться до тебя и разговаривать с тобой. Ты мой и только мой.
«Неразлучны. Мы погрязнем в вечности», – маниакально смеялась она.
Рык. Втыкающиеся иглы отрезвили, я скинул ее и…
Улица. Сизый шлейф от зарева пожара, ор и стоны разносились всеобщим хаосом. Будто зная, что делать, я бежал по поселению, встречая убитых соплеменников, контрастирующих с отсеченными головами, выдернутыми позвонками и выпущенными кишками. Чем гуще дорогу застилали тела, тем ближе я подбирался к эпицентру. И там, куда меня привел невидимый проводник, была выложена гора из трупов, и в ней я узрел свисающее тело юной госпожи.
– Кто это сделал?! Я убью тебя! Убью!
Я полон мщения. Ожесточен, но полностью беззащитен.
Двухметровый пришелец. Осквернитель. Глаза сверкали живейшим, искренним любопытством. Бурая шерсть, пасть и лапы обагрены в крови. Журчание несущейся алой жидкости. Тяжелым басом он произнес:
– Это я, мой приемник…
И после этого ничего не стало.
* * *
Погребенный под осколками. Или осколок, погребенный под целым?
Крысиная нора жалких воспоминаний была запечатана до сего дня. Спонтанно ткнув пальцем, ее сковырнул крысеныш, чье правление авантюрно, а скипетр власти – выкрашенная в золотой цвет погремушка. Хнычет, клянется, якобы он ни при чем. Высвобожденная орда вредителей взялась за истребление урожая. Стихийное бедствие по куцему сооружению. После содеянного все были в недоумении, как и выбранный целью крестьянин, чьи поредевшие угодья стали непригодны и уродливы.
Этого я так просто не оставлю.
– Хм?
– По… мо… ги…
Хрипящая Зусакири, цепляясь за штанину, тянулась ко мне из последних сил.
Побили, как бездомную собаку, да так, что маска ополовинилась, и на проявившемся лице выступала краснота, характерная для обморожения. Окоченевшие сине-фиолетовые руки, жалобный вид говорили сами за себя.
…
– На прогулке, пастырь? Что же побудило высунуть нос из парка?
На общую беду нас пришел добивать вожак со своей стаей. Попробовать дать отпор? Нет, это безрассудство. Припрет к стенке – тогда и разыграем дуэль.
– Индюк тоже думал, а в суп попал. Ел когда-нибудь индюшатину? Я вот, например, медвежатину не пробовал. Слышал, она обогащена биологически активными веществами, аминокислотами, витаминами и микроэлементами. Много белка, цинка и железа. Интересно, вкусно? Сладкая? Жирная? Грубая?
– В ней предостаточно холестерина. В твоем возрасте я бы воздержался от употребления подобной пищи.
– Это деликатес! Богатеи ими лакомятся и с жиру бесятся. А мне один раз попробовать и, как говорится, умереть!
– Вряд ли смогу подсобить.
– О, нет-нет, всенепременно! И, кстати, не обессудь, но друга твоего я выпорол за надоедливость. Застукал в разгар разбоя. Как так-то?
– Не сошлись во мнении и разделились. Ей это послужит уроком.
– Для тебя, надеюсь, тоже. Коллективная ответственность, ага?
– Я полагаюсь на себя. И критиковать не в праве, потому что и за мной плетутся неудачи. Но давно усвоено, что неповиновение вводит в заблуждение относительно ее абсолютной праведности.
– Плохой актер подражает плохим примерам. Идя за лжепророком, удостоверься, что написал завещание. Оно при тебе?