– Некогда было писать тогда… в окопах…
– Хах! Моряк моряка видит издалека! Воевал?
– Да, вроде бы… – нахмурил брови я.
Бреши в броне. Что за наваждение? Словно отсутствуют тома, без которых нельзя назвать собрание сочинений полным. Происки Кавасуги Айры: часть воссоздал, иную же отнял.
– А по тебе не скажешь. На полевой кухне картошку чистил?
Я ответил тем, что пришло в голову:
– Между шеей и подбородком лучшее место для того, чтобы вонзить нож. Подкрадываешься сзади, берешься за подбородок, приподнимаешь и перерезаешь напряженные мышцы. От уха до уха.
– О-хо-хо. Таких обычно закидывают во вражеский тыл для разведки или саботажа. Но, смотрю, сноровку ты подрастерял, – намекал старик на бинты.
– Стал обходительней.
– А я в пехоте служил. Прошел до самого конца. Как сейчас помню: свистят пули, разрываются снаряды, падают замертво солдаты.
– Я бы послушал о твоих похождениях, но вынужден удалиться. Свалились дополнительные заботы. Помрет еще…
– Рановато удочки сматываешь.
Волки рычали, не давая прохода.
Воистину, детектив родилась под счастливой звездой.
– Передержал в колбе, и он забродил, пастырь.
– Употребляется в смысле знакомства с вещами давно признанными, но наука должна быть несовершенной!
– А мысли об ограничении не посещали?
– Чем недоволен? Поколотили? Не тяни. Исследование является актом мужества, неисследованное – агонией. Что с пацаном? – в предвкушении потирал руки старик.
– Мы пообщались и разошлись. Он позади. Иди не сворачивая.
– Там насекомых полно, боюсь перестараться, истребляя их.
– Заварил кашу ты, и то из-за скуки. Сам ее и расхлебывай.
– Прояви солидарность! Мы же почти удержали планку.
– Мой черед отказывать.
– Колись, сопляк! – рассерженно топнув ногой, воскликнул он. – Не то засуну в ледышку, в темницу вечной мерзлоты.
Подчиняясь немой команде, звери вцепились в меня.
Первый волк, впечатанный в бетонный забор, развоплотился; второй, со сломанной челюстью, последовал за ним; с проломленными черепами, третий и четвертый распались на белые крошки. От рывка, при сближении, выставленный стариком ледяной щит взорвался; его отшвырнуло, но он смог устоять на ногах.
– Не так страшен, как малюют. От безделья кости застоялись?
Ослабел? Его так вымотала Зусакири? Занятно.
– Кто… тебя нанял?
– Этикет не позволяет разглашать имя, – беря Зусакири на руки, говорил я. – Работа не окончена. Не мешайся, и мы обоюдно забудем данный курьез. И за коллегу извини. Первый день – нервничает. Не разобралась еще в обязанностях.
– Парня не трогай, слышишь?
– Он украл кое-что, и это надо вернуть. Торопиться я не буду. Откровенно, мне плевать на твои мотивы, но стать безвольной нечистью не входит в мои планы, кануть в Лету – и подавно.
– Он?..
– Да. Нестабильный реактор, чей запуск был ошибкой. Для нас – это тот самый нож, разрезающий сплетение сухожилий и сочленений у воспоминаний.
– Все, что было, все прошло. Я не жалею о несделанном или упущенном. Я хочу избавления. А оно тянется и тянется, словно ириска, и не наступает.
– Стереги Кавасуги Айру, или лишишься шанса уйти на покой. Делай выводы, пастырь, а мне пора.
Река уксуса, часть седьмая
С предвкушением грандиозного я катился вверх. На маленьком отрезке, почти перед самым спуском, вспыхнула трусость. Наконец, кульминация – запуск вагонетки по виражам.
– У-у-ух…
Как выжатый лимон. Я скован и валяюсь в беспамятстве. Прокатился на аттракционе, называется.
– Н-не шевелись! – прорезался звонкий голосок.
Глазами я нащупал зеркало.
На спине восседала, как на коне, девочка. Веревки в несколько узлов проходили через мои плечи, опоясывали грудь и доходили до запястий; обвивая голень и фиксируясь узлом чуть ниже колен, ноги, со скрещенными лодыжками, были плотно прижаты друг к другу.
– Эй, почему я связан таким непристойным образом?!