Подумав, владыка пригласил особо преданных церковников и несколько раз «случайно» обмолвился о том, что его беспокоит, как целительница рязанская во время хвори себя повела. А дальше каждый додумал сам. По городу прокатилась волна обличающих проповедей.
Давид приехал к празднику Иоанна Купалы. Лишь разбили печенегов, так сразу домой и засобирался. И как ни уговаривал его молодой князь Ярослав в Киев идти под батюшкиными знамёнами, не согласился.
— Супруга у меня в тяжести, а город бояре раздирают. Как бы пока я на чужбине воюю, дома не лишиться.
Прибыл Давид в Муром по обычаю своему без предупреждения. Однако его ждали. «Видимо, кто из дружины весть послал», — помыслил князь, аккуратно правя коня сквозь ликующую толпу. Дружина молча разъезжалась по домам. Когда конных осталось меньше десяти, уже у самого подъезда к Воеводовой горе, кто-то из толпы возьми да крикни: «Пока князь воевал, его супруга мор на город пустила!» И чуть дальше другой: «На ведьме женат! Игумена и того чертовка ворожбой заморочила!» И сменилось настроение: если у первых ворот да на посаде народ ликовал, то у горы возмущенно бурлил. Въехал Давид через мост, а там, на площади, бояре встречают. Шапки сняли, в пол кланяются:
— Смилуйся! Избавь нас от бабы-дуры! Мочи нет терпеть!
Нахмурился князь, брови сдвинул, поводья сжал да так, что пальцы побелели.
— Вы чего тут балаган устроили, а мужи думные? Али, где гридница, забыли?
— Помним, княже! — на разные голоса прогудели старцы.
Подъехал князь к терему, ни Ильи не видно, ни Фроси. Сдавило горло, заиграли желваки. Где все? Что случилось?
Поднялся по ступеням резным, вошел в гридницу, сел на кресло высокое. На второе глянул — пустое. Бояре стоят, по обе стороны хором. Бороды вздыблены, брови лохматы.
— Где жена моя Ефросинья?
— А где и положено бабе быть. Наверху. В светлице.
Князь снова огляделся: кого б послать, проверить. Но ни Ильи, ни Юры рядом так и не оказалось. «Точно, лихо какое-то творится».
— Позови княгиню! — крикнул он холопу. Но боярин Богдан оттеснил слугу от дверей и запер на засов.
— Не надобно, княже. Всё с женой твоей хорошо, крест даю. А вот тебе лучше выслушать нас.
Боярин Позвизд кивнул Богдану и дальше уже продолжил сам:
— Княже, готовы мы все верно служить тебе и тебя самодержцем иметь, но не хотим, чтобы княгиня Ефросинья повелевала нами и женами нашими. Если хочешь оставаться на столе Муромском, путь будет у тебя другая княгиня. Выбери любую из дочерей наших или сосватай в других землях — всё одно. А Ефросинью сошли в монастырь. Мочи нет терпеть управство её.
— Илья где?
— По сёлам поехал, как засеяны поля, проверять, — услужливо подсказал кто-то из присутствующих.
Давид отметил, насколько всё слаженно выходит. Он только вернулся, что в городе творится, не знает. Где верные ему люди, не понятно. Фрося заперта отдельно. Что остаётся? Оружие. У него меч, у бояр только ножи. Но всё равно не отобьется. Много их. А значит…Что значит? Фросю он этим коршунам всё равно не отдаст! Что бы там ни произошло у них.
— Чем же жена моя вам не люба? — вкрадчиво спросил Давид.
Боярин Ретша покачал головой.
— Э, не, княже. Не важно, чем она люба или нет. Важно, что княгиней она более не будет. А вот ты свою судьбу сейчас сам решай.
Сказано слово. Озвучено требование. Или Фрося, или стол Муромский.
— Ну что ж, старцы градские, — Давид встал с места и недобро прищурился. «Прав был Всеволод. Давить этих гнид надо». -Слушайте слово моё. С супругой своей я браком нерушимым венчан. Перед алтарём я обещанье дал в верности и любови, а также, что не отпущу до самой смерти. Вам же я таких клятв не давал.
Дверь грохнула, засов скрипнул. Кто-то явно пытался попасть вовнутрь. Давид улыбнулся, и от улыбки этой спины боярские вспотели.
— Так вот он, стол Муромский! — князь показал на резное кресло. — Кто из вас самый знатный? Самый родовитый? Владейте!
Выбитая дверь упала, и в гридницу влетел Илья с посыльным пареньком.
— Давид Юрьич! — отрок пригладил растрепавшуюся гриву. — Игумен Борисоглебского монастыря совсем плох. Причастился уже. Сударыня Ефросинья, как узнала, туда сразу направилась, а мне велела тут дожидаться.
Давид рыкнул:
— Сама? Верхом? Город, что котёл, бурлит! А она в тяжести помчалась невесть куда?!
— Не беспокойся! — Илья положил руку на плечо князю. — Не одна. За ней с Пасхи тенью емец Харальд ходит. Охраны лучше не сыщешь.