Это был виртуозный, тонкий и точный удар — маленькая месть за то, что она заподозрила в нем искру человечности. Гермиона проглотила последний кусочек рыбы, тоже вытерла губы и ответила с вызовом: — У нас действительно всегда была принята искренность. — Искренность сродни несдержанности.
Официант убрал тарелки и поставил чайный прибор. Гермиона потянулась было к чайнику, но Майкрофт опередил ее со словами: — Я разолью (прим. в оригинале эта фраза звучала бы как «I'll be mother», что дословно переводится как «Я буду матерью» — от старой английской традиции, по которой чай разливает самый авторитетный человек в доме, чаще всего — мать (2), — Гермиона чуть улыбнулась этой старомодной фразе, но не стала спорить и внимательно наблюдала за тем, как он наливает чай, как придерживает крышечку заварочного чайника и как точно отмеряет количество молока — действительно, как на приёме. Излишне официально.
Гермиона взяла себе чашку и ответила на реплику, поданную несколько минут назад: — В нашей школе есть четыре факультета. И только один из них считает хитрость и скрытность достоинством. Характерно, что наибольшее число тёмных магов вышло оттуда. — Полагаю, это не ваш факультет. Вам присуще некоторое… безрассудство. — «Гриффиндор славен тем, что учатся там храбрецы, сердца их отвагой и силой полны», — нерадостно процитировала Гермиона строку одной из многочисленных песен Распределяющей Шляпы. — Храбрость… — Майкрофт качнул головой, — храбрыми называют людей в том случае, когда не хотят назвать глупыми. Эвфемизм в некотором роде. Уму присуща осторожность. А вы… вполне умны. — Вы спрашивали, как я попала в политику, — Гермиона отпила чаю, — мне было двенадцать, когда передо мной встал выбор: не дать волшебнику, десять лет назад чуть не уничтожившему и магическую, и маггловскую Британию, обрести силы, или быть разумной и осторожной.
Боковым зрением она видела, что Майкрофт поставил чашку на блюдце и чуть наклонился вперёд, опирая локти в стол. — В вашем выборе сомневаться не приходится.
В углу стояла кадка с пальмой.
У нее были тёмные листья — на них падало слишком мало света, чтобы они были свежими и яркими, — и шероховатый ствол. Гермиона смотрела на пальму, не находя в себе сил смотреть на Майкрофта. — Вы похожи на моего брата. Несдержанны, импульсивны, безрассудны, берёте на себя ответственность за то, за что ответственности не несёте, игнорируете советы, — казалось, он должен был сделать какой-то вывод, резюме — но он только откинулся на спинку стула. Гермиона резко повернулась к нему и сказала то, что никогда не думала сказать ему вслух: — А вы похожи на василиска, короля змей. Не испытываете эмоций, сострадания, жалости, зато способны убивать взглядом.
В этот раз нанесённый удар оказал на Майкрофта влияние — с его лица схлынула краска, губы побелели, но улыбка осталась — только теперь в ней не было даже наигранного добродушия. — Верное впечатление, — сказал он тихо. — Постарайтесь сохранить его в памяти…
Он не договорил: «Когда в следующий раз задумаете пообедать со мной», — но Гермиона это поняла. Вежливо, корректно, не произнеся ни единого жёсткого слова, Майкрофт Холмс заставил её вспомнить о том, что он не столько человек, сколько аналитическая машина.
Возможно, Гермиона сказала бы что-то ещё — что-то, что сгладило бы впечатление от этого разговора, может, извинилась бы за свои слова, пусть и правдивые, но излишне жестокие, но не успела — в тёмном углу ресторана засеребрился патронус. Гермиона едва успела наколдовать над собой и Майкрофтом барьер, скрывший их от взглядов магглов, как патронус обрёл форму рыси и низким голосом Кингсли произнес: — Гермиона, ты мне нужна. Жду тебя в кабинете в течение часа.
Обед был окончен.
Примечания: 1. Как и в ряде стран Европы, в Британии первый этаж — это тот, который находится над уровнем земли (для нас — второй). 2. Эту фразу Майкрофт произносит в «Скандале в Белгравии», разливая чай в Букингемском дворце. В переводе она звучит как «Я поведу», но, как вы понимаете, смысл несколько иной.
Глава восемнадцатая
Министр был мрачен, его кустистые густые брови сошлись к переносице, и между ними залегла глубокая складка, губы были сжаты плотнее, чем у статуй.