Примечания: 1. Майкрофт и правда совсем не похож на Мефистофеля из «Фауста» Гете — веселого гуляку, хитреца и проныру. Зато на одержимого великой идеей, надменного, легко выбирающего меньшее из двух зол и очень умного Люцифера Джона Мильтона (трагедия «Потерянный рай») может походить, если посмотреть под определенным углом на пьяную голову. И на Воланда Михаила Булгакова — еще больше. Кстати, Булгаков наряду с Достоевским, Чеховым, Пушкиным и Тургеневым, пожалуй, самые известные за рубежом русские писатели. «Мастера и Маргариту» большинство образованных британцев читали, и Гермиона — уж точно не исключение.
Глава двадцать четвертая
План нёсся вперед, как набравший скорость Хогвартс-экспресс, и едва ли хоть что-то могло теперь его остановить.
Издалека Гермиона следила за тем, как Шерлок Холмс и Джеймс Брук разыгрывали как по нотам пьесу, давно продуманную и просчитанную лучшими аналитиками двух миров. Это было гадко и низко — потому что Холмс, в этом не было никаких сомнений, о плане не знал. Он играл с Бруком, не подозревая, что в это время за ним, как за насекомым под микроскопом, наблюдает его старший брат.
Если бы только было можно, Гермиона бы самоустранилась из этой игры — но она не могла себе этого позволить и только повторяла, как заговор, одно и то же: «Как только это закончится, я покину Британию и больше никогда не прикоснусь к политике». Это «больше никогда» стало для неё точкой опоры, живительным источником сил и энергии. Если бы не оно, ей не хватило бы мужества следовать плану.
Час Икс приближался — неотвратимо, решительно, с грубой жестокостью реальности, где нет места иллюзиям и надеждам. Гермиона почти спокойно читала в ещё не отпечатанной газете интервью Джеймса, назвавшегося — Мерлин, как выговорить? — Ричардом Бруком. «Я был бы рад, если бы меня звали каким-нибудь Генри или Ричардом», — кажется, так он сказал ей однажды. Чудовищная смесь правды и лжи — Ричард Брук.
Возможно, если бы в один из этих дней с каким-нибудь вопросом или уточнением к ней заглянул бы младший Холмс, она не выдержала бы и рассказала бы ему всё, а главное, заверила бы, что он не умрёт, что бы ни произошло, что его спасут. Но Шерлоку было чем заняться и без волшебных загадок, так что он не пришёл — к счастью.
И тот самый день наступил.
Рассчитать точное время начала операции было невозможно, поэтому невыразимцы дежурили во всех восьми точках возможного разрешения конфликта между Бруком и Холмсом. Гермиона сидела у себя дома — ждала патронуса, нервничала, пыталась не поддаться детской привычке грызть от волнения ногти, и ничего не делала. Читать не удавалось, о том, чтобы заняться научной работой, не могло быть и речи, маггловского телевизора или колдорадио у неё дома никогда не было, так что единственным, чем она могла себя занять, оказалось сосредоточенное созерцание огня в камине.
Было около девяти вечера, когда посреди гостиной возник крупный серебряный ворон и тусклым голосом кого-то из невыразимцев сообщил:
— Холмс в точке шесть, Брук направляется в точку два.
Точка шесть — госпиталь святого Варфоломея, точка два — квартира Холмса и его друга на Бейкер-стрит. Гермиона приманила к себе собственные листы с расчётами и задумчиво кивнула — Шерлок едва ли захочет разыгрывать финальный акт предполагаемой трагедии у себя дома, значит, Бруку придётся приехать в больницу. Наверное, это покажется ему даже более правильным вариантом: больница-морг-смерть. Эта ассоциация должна быть ему приятной.
Снова потянулось ожидание — нужно было получить точное подтверждение места и времени.
Около десяти огонь в камине позеленел, задрожал и практически выплюнул на пол профессора Вагнера. Гермиона вскочила на ноги и тут же подала учителю руку. Тот вцепился в неё, существенно надавил, поднимаясь на ноги, и быстро спросил, безо всяких приветствий: