Она собиралась пойти к Майкрофту, как только узнала об обскуре, но всё колебалась, сомневалась, чего-то ждала, надеялась, что Аврорат или невыразимцы разыщут ребёнка. Не затяни она с поисками, Джейн была бы жива.
— Её мать никогда не узнает, как потеряла ребёнка, — продолжила она тише, — ей сотрут память и внушат что-нибудь безопасное. Про автокатастрофу или несчастный случай. Или убедят, что Джейн вообще никогда не существовало.
А ещё ей не дадут похоронить дочь — тело Джейн заберут в Отдел тайн, и уже завтра невыразимцы препарируют её мозг, чтобы попытаться найти патологию, которая делает из ребёнка чудовище.
Несколько дней — вот и всё, чего не хватило Гермионе. Несколько дней промедления убили Джейн.
— Вы выбираете удобную, но непродуктивную позицию, Гермиона, — отстраненно сказал Майкрофт. — Самообвинение кажется людям очень выгодной стратегией ухода от действительности.
Гермиона закрыла глаза, стакан выпал из её ослабевших пальцев и почти бесшумно упал на мягкий ковёр.
— Вы понятия не имеете, о чём говорите, — прошептала она. — Иначе никогда не назвали бы это удобным. Вы не знаете, каково это — понимать, что твоя собственная глупость, нерасторопность, трусость, слабость привели к смерти других людей.
Она заставила себя открыть глаза и посмотрела на Майкрофта, но не увидела на его лице смятения или стыда, разумеется. Он улыбался углами губ, глядя на неё ледяными и казавшимися сейчас, в слабом боковом свете, очень светлыми глазами. Гермиона отвернулась, чтобы не видеть этой жуткой улыбки, а Майкрофт медленно произнёс:
— С вашей стороны наивно полагать, что, учитывая занимаемую мной должность, я не несу ответственности за жизни и смерти людей.
Такую ответственность Гермиона тоже знала — когда сердце сжимается при мысли о том, что где-то там, далеко, в эту самую минуту кто-то гибнет, чтобы торжествовало правое дело. Они с Гарри и Роном год прятались по лесам от Волдеморта, вслушиваясь в редкие сводки на колдорадио и пытаясь удержать в памяти многочисленные имена погибших и пропавших без вести. Это было больно, тяжело и страшно, но совсем иначе. С этим можно было жить, потому что тоску и душевную боль уменьшало осознание того, что правда победила.
— Вы хорошо знаете моего брата, — между тем, продолжил Майкрофт. Гермиона снова перевела на него взгляд, потеряв нить разговора. — Однако вам неизвестно, разумеется, что у моих родителей было трое детей.
Рот Гермионы наполнился горькой слюной. Она ещё не знала, что ей собирается сказать Майкрофт, но какая-то часть её очень хотела этого не слышать.
— Я старший, Шерлок на семь лет младше меня. И самая младшая… — на долю секунды Гермионе показалось, что Майкрофт прервёт рассказ и сменит тему, но он этого не сделал, только его губы побелели. Если бы Гермиона верила в то, что он способен испытывать человеческие чувства, она сказала бы, что эти слова причиняют ему страдания. Однако он справился с собой и заговорил снова: — Сестра. Она была другой с самого начала, и дело не только в гениальности.
— Три гения в семье? — Гермиона слабо улыбнулась, но Майкрофт, кажется, не заметил этого.
— В сравнении с ней и я, и Шерлок были полными идиотами, уверяю вас. Но она была действительно другой. Одной из вас, наверное.
Гермиона была вынуждена смотреть в холодные и пустые глаза Майкрофта, отвернуться было невозможно.
— Мы не знали ничего о магии. Но я понимал, что её способности противоестественны и опасны, поэтому пользовался своим авторитетом старшего брата, чтобы убедить её… — он почти беззвучно выдохнул, — убедить её контролировать себя, сдерживаться.
«Пожалуйста, хватит», — подумала Гермиона с отчаяньем.
— Но у неё это не получалось. Я… не следил за ней достаточно тщательно, она была достаточно самостоятельной, в отличие от Шерлока, поэтому не смог её остановить. Ей было пять, когда она убила ребёнка. Потом сожгла наш дом. И наконец…
Он всё также не отворачивался, и глаза оставались такими же пустыми.
— Где она сейчас, — спросила Гермиона, точно зная ответ. Лицо мёртвой Джейн виделось ей как наяву.
— Она мертва. И это моя вина и моя ошибка.
— Вам было одиннадцать, — едва шевеля губами, сказала Гермиона.
Он отвёл взгляд и отошел куда-то в сторону, и уже оттуда добавил:
— Очень удобно упиваться жалостью к себе и самобичеванием, но, повторюсь, непродуктивно. В этом доме есть гостевая спальня, из этой двери по лестнице, первая дверь направо. Советую вам занять её, а утром вернуться к своей работе.