Драко Малфой сейчас в иной ситуации. Он был под арестом, с него сняли тяжёлые обвинения — это не обиды из-за внимания популярных мальчиков, а серьёзные проблемы. Но, как и она тогда, он может либо спрятаться от насмешек, либо принять их. — Я всё-таки гриффиндорка, — сказала Гермиона, — так что я бы не стала прятаться, а пошла бы на самую шумную вечеринку. И в лицо сказала бы, что невиновна, любому, кто решил бы меня оскорбить.
Нарцисса улыбнулась кончиками губ: — Значит, мы тоже поступим по-гриффиндорски. Даже если в нашей семье это всегда означало «неблагоразумно». Я… — она задумалась, — устрою в Малфой-мэноре большой приём. Приглашу чиновников, торговцев, репортёров, друзей Драко — всех, кого смогу. Пусть мальчик снова почувствует себя свободным. — Я… — Гермиона произнесла это до того, как успела как следует обдумать, — я тоже могу прийти, если вам это поможет.
Глаза Нарциссы влажно блеснули. — О, Гермиона, я не думала даже просить об этом… Вы не побоитесь за свою репутацию? — Моей репутации не причинит никакого вреда вечер в доме людей, которые ни по каким законам не обвиняются ни в одном преступлении, — твёрдо сказала она. — Я не знаю, как смогу отблагодарить вас, Гермиона.
Она не успела ответить, едва сдержав вскрик — цепочка на шее резко и сильно накалилась. — Позже, — пробормотала она. — Пришлите приглашение, — и, бросив на стол несколько галеонов, выскочила из-за завесы и бросилась в туалетную комнату, где сдёрнула с себя все еще горячую цепочку и с трудом, с помощью «Энгоргио» прочла: «Важно. 17–00». У Майкрофта произошло что-то из ряда вон выходящее, очевидно, раз он просит о встрече через десять минут.
Глава пятнадцатая
Гермиона аппарировала в кабинет, огляделась и недоумённо нахмурилась — он был пуст. Её никто не ждал.
Часы уверенно показывали ровно пять часов после полудня, а Майкрофт раньше казался Гермионе человеком болезненной пунктуальности, из тех, для кого опоздание на пять-шесть секунд — уже серьёзное преступление. Он написал, что ждёт её срочно, и сам не явился на встречу. Она осторожно прошла по кабинету и приблизилась к столу, на котором лежало несколько бумаг — возможно, произошло что-то из ряда вон выходящее…
Она не успела заглянуть в бумаги и закончить мысль — шею больно обожгло, как от укуса крупного насекомого, в глазах потемнело, и она кулем рухнула на пол. Последнее, что мелькнуло в гаснущем сознании, было «Хорошо, что на ковёр».
Из угольной липкой черноты она вынырнула резко, проморгалась и огляделась — это был уже другой кабинет, но похожий на кабинет Майкрофта, разве что богаче обставленный. Мир шатался, но всё-таки спустя несколько мгновений Гермиона сумела сфокусировать взгляд на единственном человеке в кабинете. Он был ей знаком.
Облокотившись на дубовый стол, в расслабленной позе стоял Рудольф Холмс. Гермиона дёрнулась и поняла, что привязана к чему-то вроде стула, причём руки связаны особенно тщательно — явно для того, чтобы она не могла колдовать без палочки. Постепенно к телу возвращались ощущения, и она смогла почувствовать, что её рот заклеен чем-то липким. — С пробуждением, мисс Грейнджер, — улыбнулся Рудольф, и Гермиона дала себе слово, что, если выберется из этой истории, в жизни больше не подумает ничего плохого об улыбке Майкрофта. — Не трудитесь говорить до тех пор, пока я не обращусь к вам с вопросом.
Гермиона пошевелила плечом. Нужно было хотя бы немного разогнать кровь, чтобы руки обрели подвижность. Увы, запястья были перетянуты очень туго. Об осознанном колдовстве речи быть не могло. Гермиона выдохнула — у неё оставалась надежда только на стихийную магию, но на неё нельзя было полагаться. Возможно, Рудольф захочет произнести речь — злодеи любят речи, а он, безусловно, относился к категории злодеев.
Он не собирался говорить речей, вместо этого в два шага приблизился к Гермионе, больно дёрнул клейкую ленту и спросил: — Кто в правительстве страхует Майкрофта?
Гермиона сглотнула, и лента тут же вернулась на место, на её рот. Рудольф повторил вопрос и добавил: — Ты называешь имя. Быстро. Ни единого постороннего звука.
Он опять дёрнул ленту, давая Гермионе возможность говорить, и она тихо выдохнула: — Никто.
Глаза Рудольфа сузились, превратившись в щёлочки, он прошипел: — Он не такой идиот, чтобы выступать против меня без поддержки. Имя, — без лишних эмоций он наотмашь ударил Гермиону по лицу — коротко и очень больно. Если бы не заклеенный рот, она бы вскрикнула от неожиданности.