«Соберись, Грейнджер!», — велела она себе и закусила щёку. Она же гриффиндорка. Они ничего не боятся. За первым ударом последовал второй — тоже по лицу, а потом Рудольф снова дал ей возможность говорить. — Никто из магглов, — быстро сказала она. Это было правдой, и скрывать её было бессмысленно. Если удастся переиграть Рудольфа, его знания уже будут не важны. А если выиграет он, то смысл потеряют любые её слова.
Рудольф ругнулся и спросил: — Что вы решили сделать со мной?
Гермиона ничего не ответила — в отличие от первого, это был опасный вопрос. Нужно было что-то придумать. Сейчас же.
Она всего раз в жизни чувствовала такую же беспомощность — когда в Малфой-мэноре её пытала сумасшедшая Беллатриса Лестрейндж, в то время как Гарри и Рон были лишены палочек и заперты в подвале. Но они все-таки были рядом, а сейчас — никого. Рудольф снова ударил её, в этот раз так, что массивным кольцом оцарапал щёку. Против воли из глаз брызнули слёзы. — Что. Вы. Решили. Сделать. Со мной? — по слову медленно повторил Рудольф.
Пальцы холодели от нехватки крови, оцарапанная щека горела, а голова гудела после снотворного. Магия совсем не чувствовалась. — Мисс Грейнджер, — вздохнул Рудольф, — я все равно получу эту информацию. Возможно, на магов не подействуют психотропные вещества маггловского производства, но это не значит, что я не смогу сделать вам больно. Например, обеспечить героиновую ломку. Поверьте, очень неприятно. — Волшебники этого так не оставят, — со всей имеющейся твёрдостью произнесла Гермиона, но её голос всё равно дрожал.
Сил колдовать всё ещё не было, а Рудольф, устало вздохнув, опять ударил её по лицу. — Мы найдём способ договориться, — заверил он её таким тоном, словно они пили чай на террасе.
Гермиона подняла глаза наверх и начала судорожно осматривать стены. Картин было несколько: портрет королевы Елизаветы, двое каких-то сановников во фраках, пастораль с двумя пастухами и улыбчивой пастушкой, — но ни на одной не различалось даже малейшее шевеление. Потом бросила быстрый взгляд на камин — но он оставался пустым. Если Рудольф узнал о времени встречи, значит, Майкрофт так или иначе обезврежен и тоже не придёт на помощь. Кингсли начнет искать её не раньше, чем через два-три дня. Рон спохватится уже на следующий вечер, но переживать не будет: подумает, что она заработалась или на задании.
Повторившийся вопрос совпал с ещё одним ударом, Гермиона сглотнула и вдруг почувствовала знакомое с детства раздражение и впивающиеся в кончики пальцев невидимые иголочки. С неё было довольно. Когда Рудольф снова замахнулся, волна яростной стихийной магии вырвалась из-под слабого контроля и ударила его в грудь, он нелепо взмахнул руками, пошатнулся и рухнул на спину, что-то сухо треснуло.
Дверь открылась рывком, впуская троих людей в чёрной форме вневедомственной охраны, один из них рявкнул: — Всем на пол!
А потом из-за их спин донеслось: — Отставить.
Майкрофт вошёл в кабинет спокойной походкой, поигрывая зонтом-тростью, остановился, взглянул на Гермиону, хотел было что-то сказать, но вместо этого быстро приблизился к Рудольфу. Он всё ещё лежал на полу, глупо раскинув руки в разные стороны. — Проверьте, — велел Майкрофт тихо. Стоящий ближе всех к нему мужчина убрал пистолет в кобуру, наклонился к Рудольфу, тронул шею и сообщил: — Мёртв.
Гермиона почувствовала, что в лёгких кончается воздух. В ушах зашумело, словно эхом отдалось: «Мёртв».
Тот же мужчина, который касался кожи трупа, подошёл к ней и снял со рта липкую ленту, аккуратно развязал руки и ноги, а потом отошёл в сторону.
Майкрофт коснулся рёбер дяди кончиком зонта и произнёс в пустоту: — Нелепо и не вовремя.
У Гермионы зуб на зуб не попадал. — Уберите его в соседний кабинет. Инцидент должен оставаться тайным до моих особых распоряжений, — велел Майкрофт, а когда тело унесли, повернулся к Гермионе и заметил: — У вас слишком слабые нервы и слишком жёсткие моральные принципы для политических игр, Гермиона.
Она нервно хмыкнула и спросила не своим голосом: — Почему вы не пришли на встречу? — Меня… задержали, — это слово Майкрофт произнёс с каким-то особым нажимом, словно давая намёк, но Гермиона не сумела его понять.
Она убила человека. Да, он схватил её и бил, но ответная реакция была не пропорциональной. Она убила его. Собственным волшебством. Она прошла войну, ни разу не убив разумное существо, а теперь, в мирное время, просто защищаясь, лишила человека жизни.