— Почему это так переделали? Сумели до такой степени повернуть в сторону зла? — спросил Аннибал.
— Да! Почему? — повторила за ним англичанка. — Почему то, что рвало цепи, сделалось цепями? То, что светило, гасит свет?
— Напрасная декламация! — презрительно ответил Гроне. — Лучше слушайте.
— Будет нам без конца рассуждать, — промолвил англичанин; — мы желаем чувствовать, вникать, понимать сердцем.
— Я попросту любопытна, — шепнула Роза и остановилась у одного из изображений Ионы; какими полны катакомбы.
— Иона! — заметив это, сейчас же воскликнул немец. — А знаете, мисс, что значит Иона? Символ, миф, аллегория. Новообращенные христиане, и не беспричинно, быть может, видели в Ионе то, что язычники в мифе о Геркулесе; я говорю о поглощении китом и освобождении через три дня. Есть и греческие вазы с подобными изображениями. Иона сродни также Язону, проглоченному драконом и высвободившемуся из его горла. Мифы вечны, а разгадка их значения…
— Вам принадлежит! — сказал ласково, с улыбкой и поклоном, Зюссеманн.
— Да! — ответил наивно немец. — Верно, что мне принадлежит. Найдете здесь не только Геркулеса, но и Орфея, которого первые христиане взяли как эмблему миссии Христа на земле. Этот Христос, добрый пастырь, это тоже фигура, которую христианское искусство позаимствовало у язычников и, как всегда, присвоило себе. Каламис был создателем этого типа в древности. Это Меркурий.
— Ты в бреду, милый Гроне! — сказал англичанин, идя дальше.
Проводник сплевывал и вращал глазами, слушая. Воспользовавшись минутой молчания, наступившего благодаря тому, что несколько пораженный таким обращением немец умолк, англичанин подхватил нить разговора, весь во власти обстановки и с горящими глазами:
— Представьте себе эти великие, тайные торжества, эти собрания верующих, и жертвы, и пиршества, и братский поцелуй тех, которые вскоре должны были пасть под мечом палача. Какие картины! Какие великие и святые картины!
— Этот, так хороший католик, — проворчал проводник Анто-нио, — но этот другой дьявол, еретик.
Вдруг немец, придя несколько в себя, не дал кончить расчувствовавшемуся англичанину, так как его давила эрудиция и он должен был ее сбросить с себя.
— Собрания, — начал громко и живо говорить, — собрания эти назывались agapes, agapai OTagapy, любовь; это были собрания братьев во Христе. Они устраивались по разным поводам, по случаю посвящения, похорон, рождений. Агапы, наконец, были осуждены, как языческий предрассудок св. Амвросием, и вскоре были заброшены. Вот, — добавил, — изображение одного из них, представляющее пир с участием нескольких всего лиц.
— Какая жалкая пачкотня! Какие линии! Что за уродливые лица! — промолвил Аннибал, подходя поближе.
— Я бы покрыл золотом этот кусок стены, если б мне его продали для Britisch Museum! — воскликнул возбужденный сэр Артур.
— Прошу не трогать! — живо вмешался Антонио.
— Этот круглый стол — это cibilla… на нем, кончал упрямец Гроне, вы видите блюда с кушаньем. Слуга держит в руках стакан для питья, cyathus. Вот хлебцы с вырезанными на них крестами (quedta); вот яйца, символ искупления у древних.
Так они подвигались все дальше и дальше. Она его расспрашивала, он отвечал, но рассеянно, находясь под впечатлением местности. Из всех присутствующих меньше всего внимания обращала на окружающие ее предметы мисс Роза: воспоминания о тех временах, столь живые, столь захватывающие, не трогали ее и не увлекали; ей было душно в тесных коридорах, она мельком смотрела на неуклюжие изображения, смеялась над Ноем, который выглядывал из закрытого наполовину ковчега, как из коробочки и т. п.
Между тем немец сравнивал Авраама, Моисея, Иону и Даниила с Персеем, Беллерефоном, Геркулесом и Тезеем, рассуждал о бессмертном значении символа, о его смысле, о символах солнца, вола, оленя у источника, павлина, стоящего на шаре и других изображениях, встречающихся в катакомбах. Так они миновали большую часть крипт; англичанка, не обращая внимания на разгоревшееся любопытство товарищей, стала настаивать на возвращении.
— Воздух этот начинает меня давить, — сказала она, — несмотря на отдушины.
— Foramen [15], - шепнул немец, отвернувшись.
— Разве мало вам еще этих однообразных проходов, тайников, гробов и алтарей? Э! Вернемся, пожалуйста!
Напрасно увлеченный сэр Артур хотел от св. Севастьяна и катакомб Аппийской дороги направиться сейчас же к другим и продолжать исследования, которым немец предлагал помочь своей эрудицией; становилось поздно, проводник Антонио устал и сердился, что ему нечего было объяснять, мисс Роза теряла терпение: надо было возвращаться. Быстро пошли за проводником к выходу: Ян печальный, мисс Кромби задумавшись, сэр Артур все так же в экстазе, Зюссеманн, молча, с влажными глазами, Аннибал, ухвативши за рукав Антонио, болтал, забавляясь возмущением итальянца и его ругательствами.