Метры стеклянных трубок — вакуумных линий — были подвешены к потолку на металлических рамах и переплетались друг с другом, напоминая причудливую скульптуру. Раковина превращена в рабочий стол, на котором стояли маленький холодильник, ступка с пестиком, лежали молоток и напильник с приставшими к нему волокнами темного дерева.
Нервничая и не зная, что могу найти внутри, я осторожно открыл холодильник. На полках стояли заткнутые пробками стеклянные мензурки с жидким азотом — непременное составляющее углеродного анализа. Две из них были недостаточно хорошо закупорены, и из-под под пробок курился парок. Рядом стояла нетронутая банка пива «Фостер». Несколько мгновений меня подмывало распечатать ее и выпить за упокой Барри — извращенная слезливость, но он бы ее одобрил. Меня остановил звук, донесшийся из соседней комнаты, — как будто что-то разбилось. Я подпрыгнул, затем прижался к стене и, действуя как можно тише, взял со стола самые тяжелые пассатижи. Держа их в поднятой руке наподобие дубинки, я пошел к полуоткрытой двери, каждую секунду ожидая столкнуться с бандитом. Но нашел всего лишь голодного котенка, который посмотрел на меня гноящимися глазами и жалобно мяукнул. Я с облегчением выронил пассатижи. Очередной беспризорный, нашедший у Барри кров.
Отдышавшись, я продолжил поиски, все меньше рассчитывая на успех. В лаборатории Барри занимался определением возраста астрариума, но куда он мог его спрятать?
Дальше на столе над горелкой Бунзена висел лабораторный стакан из жаропрочного стекла, внутри находился маленький почерневший кусочек угля. Кроме этого пепла — как я догадался, остатков древесины — и волокон на напильнике, я не заметил никаких признаков астрариума и его деревянного корпуса. Через десять минут я был вынужден сдаться и с тяжелым сердцем вышел из квартиры. Тот, кто убил австралийца, владел теперь астрариумом — древностью, за которую отдали жизни Изабелла и Барри. И которую доверили мне.
Убедившись, что замок входной двери щелкнул, я спустился в квартиру мадам Тибишрани. Она открыла мне, зажав пальцами розовые четки.
— Обрели покой?
— Не совсем. Похороны уже состоялись?
— Господи, если бы! Бедняга все еще в городском морге. Ждут австралийского консула. Возникла проблема — никак не могут найти какого-нибудь живого родственника Барри. Хотя вопросов с его бывшими женами нет: все три отыскались, и все три утверждают, что все еще за ним замужем. Барри был таким романтиком!
Я поспешно вышел, чтобы не видеть, как хозяйка дома снова заплачет.
Ближайший работающий телефон, о котором мне было известно, находился в офисе Александрийской нефтяной компании, и я направился прямо туда. Потренировавшись говорить с австралийским акцентом, я набрал номер полиции и заявил, что я родственник Барри, звоню из Австралии и интересуюсь обстоятельствами его смерти. Полицейский, расследующий дело, отвечал вежливо, но твердо: в связи с тем, что в теле Барри были обнаружены наркотики, дело закрыто, поскольку имело место самоубийство по неосторожности, то есть передозировка. Тело находится в морге, и его можно забрать. Одна из бывших жен Барри собиралась это сделать, но пока не объявилась. На мой вопрос о погроме в квартире полицейский рассмеялся и ответил, что наркоманы известны своими дикими оргиями. Я положил трубку с определенным ощущением, что кто-то не пожалел денег, чтобы расследование было окончено досрочно. Не ужели убийцы Барри — только часть огромной и могущественной организации, масштабы которой я недооценил? От этой мысли у меня по спине побежали мурашки. Египет совершенно не то место где человеку может прийти в голову мериться силами с властями. Тем не менее я решил посетить морг — попытаться выяснить, нет ли чего-нибудь нового по поводу исчезнувших органов Изабеллы. И одновременно бросить взгляд на тело Барри. Может, обнаружу какой-нибудь ключик или зацепку. А если нет, хотя бы получу возможность сказать другу «прощай».
11
Морг находился к западу от центра города, в старом турецком квартале. По пути туда я почти не сомневался, что за такси, в котором я ехал, следят. Но только собрался попросить шофера сделать сознательно сбивающий с толку разворот, как тащившийся за нами маленький красный «фиат» свернул в переулок и исчез из виду. Оказавшись в величественном здании девятнадцатого века, я старался убедить себя, что мои страхи беспочвенны и что меня просто одолевает паранойя. Напрасно.