В нос тут же ударил сильный запах консервирующих жидкостей. Такой же запах стоял в лабораториях, куда меня водила Изабелла: кислот для обызвествления и реактивов для опреснения. Я направился к стоявшему у окна столу и выглянул наружу. Затем осторожно залез в рюкзак и вытащил тщательно упакованный астрариум. Не спеша развернул и поставил на стол, где он блеснул в свете лампы. Уоллингтон как будто в изумлении шумно вдохнул и тут же выдохнул.
— Потрясающе! — Он склонился над устройством с увеличительным стеклом в руке. — Первое, что бросается в глаза, — царские знаки. — Он показал два ряда иероглифов один над другим. Оба были заключены в закругленные рамки и слегка напоминали оттиски печатей. Одна, как я заметил, содержала иероглиф царского сокола. — Явный мотив страусиного пера говорит о том, что астрариум принадлежал Нектанебу Второму, — живо продолжал Уоллингтон. — Вторая, предположительно первого владельца, является печатью Рамсеса Третьего. Взгляните на эти иероглифы. Они означают: Ра, могущественный в истине, любимец Амона, правитель Гелиополиса. Разумеется, подделка печатей — распространенная практика. Таким образом фальшивым древностям пытаются придать вид настоящих. Но две печати, кажем прямо, перебор. Однако вернемся к самому устройству. Механический пророк, помогающий управлять судьбой, — вот так можно определить назначение этого артефакта. Хотя, по правде говоря, существование во времена фараонов сложных механизмов вроде астрариума в высшей степени сомнительно. Астрология считалась в Египте священной наукой — в нее не допускали непосвященных. Следовательно, все, что мы знаем о ней сегодня, — только догадки, умозаключения, выстроенные на основе систем верований современных культур. К сожалению, иных точек отсчета у нас нет.
— Значит, открытия совершают тогда, когда удается расстаться со своим неверием, — пошутил я.
— Для одних это проще, для других труднее — все зависит от степени духовности. Но не забывайте, что Нектанеб Второй, как и его последователи, безоговорочно верил в свою мистическую силу. В его время и еще в бытность нескольких последующих поколений этого фараона считали величайшим из всех живших магов и астрологов. Разумеется, его таинственное исчезновение еще больше подогрело фантазии. Некоторые утверждают, что Нектанеб жив по сей день.
Я был удивлен, не услышав на этот раз в голосе Уоллингтона ни капли иронии.
Он улыбнулся, словно стараясь успокоить, и добавил:
— Если, конечно, верить в миф о бессмертии. Трудно себе представить, на что только не пускалось человечество в поисках вечной жизни. Между двенадцатым и семнадцатым веками процветали целые индустрии по экспорту мумий — европейцы верили: если пить отвар, содержащий приготовленный из мумий порошок, то удастся прожить дольше. Дело оказалось настолько прибыльным, что египтяне стали отправлять в Европу недавно высушенные трупы. — Уоллингтон брезгливо ухмыльнулся. — Даже сегодня американские туристы тратят большие деньги, подкупая охрану, чтобы им разрешили переночевать в пирамидах. Им кажется — это продлит их жизни. Вот и астрариум — машина, способная управлять судьбой, — также может даровать бессмертие. В Древнем Египте эту мысль сочли бы вполне разумной.
Поведение Уоллингтона странным образом изменилось — появилась холодность, скрывающая что-то иное, скорее всего надменность. Я почти начал подозревать, что под маской напускной эксцентричности он прячет свое истинное лицо.
— Я и раньше слышал о существовании астрариума. В кругу некоторых археологов, а не только для вашей жены, он превратился во что-то вроде Святого Грааля. — Уоллингтон подошел к шкафу и, порывшись, достал рукописный документ. — Вот письмо, датированное тысяча семьсот девяносто девятым годом, которое было отправлено из Александрии Наполеону Соннини де Манонкуром. В нем сказано, что хотя автору не удалось отыскать небесный ящик Рамсеса/Нектанеба, зато повезло найти фрагмент каменной дощечки с текстом, которая, по его мнению, имеет огромную религиозную и магическую ценность. Как вы можете заметить, письмо было завещано Британскому музею коптским египтологом и мистиком Ахмосом Кафре.
Я понял, что это то самое письмо, которое Изабелла много лет назад видела на Гоа. Заинтересованный, хотел рассмотреть витиеватый почерк француза, но Хью Уоллингтон быстро убрал документ обратно в шкаф.
— Значит, Ахмос Кафре пользуется авторитетом? — Я старался говорить так, чтобы в моих словах нельзя было почувствовать особенной заинтересованности.
— Как египтолог он безукоризнен. Что же до других его воззрений, то я не тот человек, который может судить. Однако доказано, что письмо подлинное.