Луксор, 11 часов 40 минут
Отложив последний из документов, которые он привез с собой в чемоданчике. Ахмед Хаэан испытал радостное чувство, какое бывает при завершении важной, но не очень интересной работы. И даже если бы он успел просмотреть материал в Капре и там пережить это ощущение, то здесь он, несомненно, испытал бы его вторично. Таков был Луксор. Древние Фивы. Для Ахмеда в самом воздухе этого города было что-то, наполнявшее его беспечностью и счастьем.
Он поднялся с кресла, стоявшего в большой гостиной комнате. Дом его хоть и был по-деревенски несколько простоват, однако являл собой образец безукоризненной чистоты и порядка. Он был узкий и длинный. Слева во всю длину тянулся зал, а справа открывалась анфилада комнат для гостей. Кухня находилась в дальнем конце дома и не обладала никакими благами цивилизации. Сразу за кухней располагался небольшой дворик, куда выходили ворота конюшни. В ней содержалась гордость Ахмеда, егo призовой капитал, черный как смоль арабский жеребец-трехлетка по кличке Савда.
Ахмед приказал запрячь его к половине двенадцатого. Он планировал посетить Тефика Хамди, сына убитого торговца фальшивым хламом, и допросить его еще до обеда в его собственном магазине. Ахмед интуитивно чувствовал, что должен сделать это лично. В Каир он рассчитывал вернуться вечером.
Лавчонка Тефика Хамди находилась где-то позади Луксорского храма. Ахмед не знал ее точного расположения, а потому, добравшись до места, вынужден был расспрашивать прохожих.
Вскоре ему показали нужный дом, но магазин оказался на замке. Привязав жеребца, Ахмед принялся стучать в соседние магазинчики и наводить о Тефике справки. Ответы добросовестно дублировали друг друга. Да, Тефик сегодня не открывался, да, конечно же, это очень странно, поскольку Тефик Хамди за многие годы не пропустил ни одного дня. Один лавочник предположил, что исчезновение Тефика наверняка связано с недавней смертью его отца в Каире.
Ахмед обошел скопище расположившихся сплошной стеной магазинов и погрузился в лабиринт переулков, ведущих в глубь территории за домиками торгашей. Полуденное солнце немилосердно палило, и на лбу Ахмеда обильно выступил пот. Наконец он вышел к задней двери антикварного магазина Тефика Хамди и налег на нее плечом. Та слегка поддалась и пропустила его внутрь, во двор. Дворик замыкался еще одной деревянной дверью. Она была приоткрыта и вела в небольшую жилую комнату, где, судя по всему, обитал Тефик Хамди. Ахмед переступил порог. На грубо сколоченном деревянном столе валялись гниющий огрызок манго и кусок засохшего козьего сыра. Все вещи были серьезно повреждены. Дверцу стоявшего в углу шкафа кто-то с неимоверной силой оторвал, и она висела теперь на одном исковерканном гвозде. В стенах зияли неизвестно зачем пробитые дыры. Ахмед рассматривал это побоище с болезненно растущим чувством тревоги. Он торопливо подошел к двери, ведущей из спальни в торговую часть дома. Внутри было темно, только сквозь щели в ставнях проскальзывали тонкие солнечные лучики. Разгром в магазине значительно превосходил масштабами беспорядок в жилой комнате. Огромные шкафы, которые до этого, очевидно, стояли вдоль стен, были опрокинуты, разбиты в щепки и свалены кучей в середине комнаты. На полу валялось их содержимое. Казалось, в магазине недавно бушевал циклон. Ахмед начал пробираться сквозь этот завал, но вдруг остановился как вкопанный. Он все-таки нашел Тефика Хамди — лежащим поверх обломков деревянного прилавка и изуродованным нечеловеческими пытками. Отрезанные кисти рук были прибиты к дереву ладонями вниз большими металлическими костылями. Очевидно, сначала ему содрали клещами с пальцев почти все ногти. Потом отрубили руки. Они обрекли его умирать, наблюдая за тем, как потоком вытекает из него кровь. Во рту Хамди торчал омерзительно грязный конец тряпки, запиханной для того, чтобы не было слышно криков.
Ахмед склонился над трупом и заглянул в пустые глаза Тефика Хамди. Почему? Кому нужна была такая смерть? Он резко выпрямился и стал пробираться к выходу в маленький наружный двор. Там он остановился и, глубоко дыша, минуту или две наслаждался горячими прикосновениями обрушившегося на него благодатного солнца. Ахмед понимал, что не вернется в Каир, пока не разберется в этом деле. Мысли его обратились к Ивону де Марго. Где бы он не появлялся, непременно случалась какая-нибудь беда.