— Мы с тобой раньше где-то пересекались?
— Да ладно? Поверила, что я местный? — он рассмеялся, всучил мне зонт и тут же взял меня на руки.
Я опешила от такого «благородного» жеста. Понятное дело, водителя волновала далеко не сухость моих ног, он сделал это для лишь того, чтобы я вновь оказалась в его ручищах.
Ну, подлец! И ведь все ему на руку: и та женщина, и погода, и этот крохотный зонтик.
— Держи так, чтобы я не промок. Лен, чуть выше подними. Так. И давай чуть прямее.
В его руках было так тепло и уютно… Как девушке, его внимание мне льстило. Очень. Но я-то знала, что передо мной всего-то очередной кобель с целью трахнуть и забыть — вот и все.
Знаем, плавали. Ничего нового.
— Зачем ты делаешь это, Давид?
— Ты мне нравишься. Разве это не ясно?
— У тебя нет шансов. Ни одного попадания, — солгала я, ведь он был от и до стопроцентный мистер «Я создан для Лены». — Да хотя бы взять твои волосы. Я не люблю блондинов.
Люблю! Очень люблю!
— А я не люблю папиных дочек.
— Слышал бы это мой папа, — хмыкнула я, вспоминая все наши стычки. Потом посмотрела в серые глаза водителя и поняла, к чему это было сказано.
Ну я и тормоз!
— Вот именно, — хитро улыбнулся он, словно прочитал мои мысли. — А такие, как ты, мне очень нравятся: бойкие, с характером, непослушные. Если бы ты знала, как много успокоительного пьет твой отец после ваших ссор, может быть, пожалела его.
— Не преувеличивай. Проблема взаимопонимания между родителями и детьми — это нормально. Ни одной семьи нет, чтобы все в ней ладили и не ссорились. «Отцы и дети» — это же классика.
— О-о, да я смотрю, Васильев капитально за тебя взялся. Ты говоришь так, будто читаешь его методичку. Зачем ты ходишь к нему, Лен? Ты так и не ответила.
Давид остановился, пропуская выезжающее авто и, воспользовавшись случаем, нырнул к моей шее. Провел по ней прохладным носом и жадно втянул запах моих волос.
Господи… просто до дрожи…
— Я прошлого папиного водителя пристрелила, — я дождалась, когда губы Давида отодвинуться от меня как можно дальше, а то, мало ли, что последует после. — Много позволял себе. От тюрьмы меня отмазали, но, чтобы это не повторилось, приходится приезжать к Дмитрию.
— Бедный малый. Наверное, он, как и я, запал на тебя. А ты бессердечная.
— Мой папа против, чтобы я «терлась» с водилами. Он разве тебе этого не сказал? — я хитро улыбнулась, ведь папа и Давиду промыл мозг после того пьяного поцелуя, когда застал нас.
— То есть, сама ты не против моей компании?
— Да Господи. Давид, может, хватит? Ты думаешь, я не понимаю, чего ты хочешь добиться? Таких, как ты, возле меня всегда будет куча. Найди себе какую-нибудь дуру и вешай ей эту лапшу на уши.
— Раскидаю.
— Что раскидаешь?
— Кучу, — он поставил меня на ноги, нырнул под зонт и разблокировал машину. Но специально преградил мне путь, подперев дверь рукой. — Чтобы под ногами у меня не ползали. Не замечу, раздавлю ненароком. Оно мне надо?
— Ладно-о, — его самоуверенность и раздутое самомнение на секунду ввели меня в ступор. — Я попрошу папу, чтобы меня возил только Рома.
— Не надо, — Давид впервые за нашу беседу ответил мне резко.
— Это еще почему?
— А я ему тогда ноги переломаю, чтобы на больничный ушел. А Ромка хороший парень, он мне нравится. Не хотелось бы делать этого. И, знаешь, я бы на твоем месте к папочке-то не бежал жаловаться. А то, как ты ему объяснишь, откуда у меня взялись твои трусики?
Своим взглядом он буквально выжигал на мне каждое слово. Не моргал, не хитрил. Мне стало страшно. Он действительно такой неадекват, что готов просто так ноги человеку переломать?
— Ты меня шантажировать трусами вздумал? Да я тебе еще несколько пар подарю, чтобы ты подавился!
Давид убрал руку, открыл передо мной дверь и подставил зонт, чтобы я не промокла. При этом сам он оказался под ливнем.
Я села в авто, скрестила руки под грудью и откинулась на сиденье. Достала из кармана телефон, разблокировала, чтобы привести в готовность свою угрозу.
Как он посмел так разговаривать со мной? Да я ему…
…а потом посмотрела на экран, понимая, что не могу ничего сделать.
Всего-то одна секунда нужна была, чтобы позвонить папе. Он был у меня на быстром наборе. Но... допустим, я позвоню. И что? Расскажу, что Давид пристает ко мне? Даже несмотря на то, что мне это нравится?
Умом я понимала, что необходимо пресечь это все сейчас, пока не стало слишком поздно. Все закончится как обычно: Давид получит то, чего ему так хочется. Я в принципе, тоже. Но у разбитого корыта останусь в итоге я одна. Как и раньше.