Рита отдала бы за эту награду всё. Вывернула бы себя наизнанку. И Рита планомерно это делала — усердно плавая с умирающими коленными суставами.
И жест Кальтенубера резанул её, даже затуманенное алкоголем, сознание. Слишком оскорбительно. Слишком больно.
— Нет, — строго ответила она, смотря на большую медаль, которая в его крупных ладонях казалось маленькой. — Не нужно. Убери.
Рита вскочила с постели, падая рядом с рюкзаком на колени. Дрожащими пальцами расстегнула молнию, вышвырнула оттуда тигренка, страдальчески улетевшего вглубь комнаты, небрежно отложила в сторону документы, откинула скомканную футболку и, наконец, наткнулась пальцами на холодный металл. Она замерла, выпрямляясь и не спеша вытаскивать ладонь, вместе с находкой, наружу.
— Идиот… — хрипло прошептала она, продолжая ощупывать найденное и убеждаясь, что это — одна из олимпийских медалей Маркуса Кальтенубера.
Пытаясь отдать неотъемлемое
У воды нет ни смерти, ни дна.
Я прощаюсь с тобой.
Наше море вины
Поглощает время-дыра.
Это всё, что останется после меня,
Это всё, что возьму я с собой
ДДТ — Это всё…
Маркус брел по прямым и неизменно пересекающимся улицам Олимпийской деревни, то и дело оглядываясь по сторонам, желая увидеть один единственный силуэт и аккуратное лицо, обрамленное светлыми, чуть растрепанными волосами, что придавали «Лене» особого очарования.
Дожив до двадцати одного года, Маркус совершенно не умел жить «на суше». В кафельной клетке он оказался в пять лет — по желанию матери дать сыну хорошее физическое воспитание. Позднее же Хельга Кальтенубер призналась, что желала «слить» избытки энергии сына, чтобы тот не мешал ей работать и не требовал качественного совместного времяпровождения. Приходивший домой измотанный ребенок был невероятно удобным «в обслуживании» — его нужно было лишь покормить (что, в общем-то, тоже не было заботой его матери) и проследить (а вот следить Хельга любила), чтобы он заснул на кровати, а не рухнул где-нибудь по дороге.
Первые походы казались Маркусу пыткой — влажный воздух, что можно черпать ложкой подобно густому киселю, ледяная вода, отсутствие дна, самоуверенные мальчишки и острый, голодный до мелочей, тренерский взор.
Но довольно быстро Маркус освоился и понял, что бассейн — не кара, а спасение. В воде он был по-настоящему нужен. И вода стала ему по-настоящему нужна.
Влажный воздух стал родным, уступая сухому уличному, пропитанному пылью и смогом. Ледяная вода оставалась такой лишь в первые несколько секунд погружения — дальше Маркус разогревался и вода казалась кипящей. Отсутствие дна перестало тревожить вовсе — зачем ходить, касаясь его, если можно плыть?.. Самоуверенные мальчишки один за другим превращалась в поверженных противников. А тренерский взор помогал оттачивать каждое движение, отсекать лишнюю грязь и приближаться к выверенному совершенству.
Совершенству, которым Маркус, неожиданно для себя, стал.
Маркус не стремился быть великим спортсменом. Маркус просто жил в одной плоскости — той, что прочно закована зеленоватым кафелем. В бассейне была жизнь. За пределами — её жалкое подобие. Маркус просто хотел плыть. Потому что это — единственное, что получалось отлично. Единственное, в чём он не сомневался. Единственное, что радовало любимых тренеров — их забота заменила отсутствующую любовь матери, которая, потеряв мужа и соратника, «вышла замуж» за партию.
И единственное, что делало невозможным её же дотошный контроль, которым Хельга успешно подменила другие материнские функции.
Живот заурчал, напоминая, что организму, особенно если в нём под два метра роста, необходимо качественно и много есть. Или хотя бы завтракать, что сегодня не было сделано — слишком сильно Кальтенубер стремился догнать девушку, с которой отдался чему-то то ли абсолютно низменному, то ли совершенно возвышенному. Маркус терялся в формулировках, так как подобные случайные связи ещё день назад казались дикостью. Чем-то, чему любили предаваться коллеги на сборах и соревнованиях, после их завершения или во время. Чем-то, чем спокойно развлекались «простые смертные», не вынужденные жить в плену режима и лишений, несоблюдение которых влекло откат назад и ухудшение результатов.
Желудок заурчал призывнее, красноречиво умоляя о плотном обеде. И Маркус вынужденно побрел в сторону столовой, продолжая оглядываться по сторонам, в надежде на то, что «Лена» тоже идёт в эту сторону, ведь и у неё нормального завтрака не случилось.