«Да, так и есть. Но я не знаю, что ты должен им говорить, или делать. Я знаю, что они за тобой пойдут. — пояснил староста. — Время само всё определит».
Шраму такая идеология подходила. Он давно уже не хотел ничего решать или придумывать, поэтому, принцип «жди и всё решится» его вполне устраивал.
Когда новый спаситель с проводником уже почти обогнули приют, из захваченного здания повалили партийцы. Десятки партийных стражей и курьеров выбежали и встали в метрах пятидесяти от приюта, по другую сторону от Шрама и старосты. Все они пристально следили за зданием, как будто из него сейчас должны пойти пойманные и сдавшиеся апатриды, которых партийная стража, всё-таки нашла. По крайней мере, так думал Шрам, наблюдая из темноты за происходящим. Староста так же, наблюдал за партийцами, не предпринимая никаких действий.
«Похоже, ваших взяли». — предположил Шрам.
«Похоже. — не отрываясь от наблюдения, согласился староста. — Не понятно только зачем».
«А скорее всего их всех убили». — поправил свою мысль Шрам.
«Чего?» — староста с ужасом повернулся на Шрама.
«Ну, сам посуди, — начал объяснять Шрам. — партийцы вышли и чего-то ждут. Чего они ждут?»
«Явно не апатридов. — ответил на свой же вопрос Шрам. — Апатридов бы они, как и днем, вытаскивали бы за шкирку. А тут просто стоят и ждут, пока те сами выйдут добровольно?»
«Точно. — с еще большим ужасом в глазах, согласился староста. — Они бы и не вышли никогда».
«Нам нужно попасть внутрь! — староста за рукав потянул Шрама в сторону приюта. — Быстрей!»
«Погоди. — Шрам сопротивлялся, явно не желая повторять дневную ошибку, да еще, и без явной выгоды в виде Филии. — Какой смысл опять смотреть на трупы? Их уже нет. Смирись. Сейчас еще и нас не будет, если заметят».
Но староста тянул Шрама за собой по направлению к зданию.
«Ты хоть понимаешь, что происходит? — не унимался староста. — Партийцы откровенно провоцируют нас, истребляя беззащитных! Такой вопиющий случай впервые!»
«Ну, так давай отойдем к твоим людям и уже там, на безопасном расстоянии, будем думать, что делать дальше». — Шрам, по-прежнему предпринимал попытки освободить себя от участия в очередной безумной затее.
«Нам нужно убедиться, что всё именно так, как мы представляем. — нервно бормотал староста. — Малейшая ошибка, и последствия будут в тысячи раз страшнее дневных! И это коснется не только нас и партийцев, это коснется и вас, и аббатов! Всех!»
Староста продолжал тянуть Шрама за собой к цели. Они уже не крались, а практически бежали, быстро приближаясь к приюту. Шрам постоянно косился на партийцев, стоявших в стороне и не обращающих внимания на приближающихся к зданию лазутчиков. При этом Шрам смотрел на них не от боязни быть раскрытым, а от того, что его взгляд приковывали к себе люмины партийцев.
Люминами назывались фонари, которыми пользовалась партийная стража по ночам. Они были похожи на обычные фонари, но свечи внутри этих устройств имели более холодный и ровный свет, а что самое поразительное, свет этот не распространялся равномерно вокруг, а бил далеко вперед, в сторону, в которую была направлена люмина. Шрама и раньше привлекали ночные огни аббатства, но сейчас, десятки этих огней были от него, в каких-то полсотни шагов, и это приковывало взгляд, заставляло наслаждаться моментом, вместо того, чтобы переживать о смертельной опасности.
Когда до ближайшего окна оставалось не более десяти шагов, Шрама ослепил ярчайший свет, бьющий прямо в глаза, затмевающий всё белой пеленой. Свет этот был настолько сильным, что казалось, это млечное зарево проникает прямо в голову, заполняя собою всё её содержимое. Даже звук перестал проникать через эту молочную плёнку. Ничего не видя, и в полной тишине, Шрам быстро потерял способность ориентироваться в пространстве и рухнул на землю.
«Нас заметили. — уже на земле подумал про себя Шрам. — Нужно было вместо глупого любования фонарями, следить за бдительностью партийной стражи. Очередная глупость, и уже не первая в моем сегодняшнем списке».
Шрам попытался подняться и протереть глаза, чтобы хоть немного вернуть зрение. Он с трудом перевернулся на живот и, приподнявшись на одной руке, второй вытер лицо и глаза. Зрение начало понемногу возвращаться, сопровождаясь тошнотой и головокружением. Приглядевшись, Шрам смог увидеть перед собой землю, на которую, из рассеченного затылка, стекая по лбу и щекам, капала кровь.
«Видимо хорошо приложился, когда падал. — пытаясь подняться на ноги, подумал Шрам. — Еще и боль в груди, как будто стадо свиней истоптало, пока я беспомощно валялся».