В нужном ей доме на первом этаже располагалась мастерская по ремонту бытовой техники. На двери и жестяной пластине, прислонённой к стене, красовалось намалёванное синей краской слово «ремонт» на трёх языках, по сторонам от надписи чуть более умелой рукой были нарисованы ключи, часы, ножницы, мясорубка и неожиданный в этом ряду смартфон.
Внутри мастерской, за покрытым клеёнкой прилавком, заваленным инструментами и деталями каких-то механизмов, Кейт застала худого, очень красивого мальчика в серой галабее****. Уже почти взрослый, лет пятнадцати-шестнадцати, не меньше, такие в Штатах учатся в старшей школе и готовятся к поступлению в колледж, но здесь, как правило, уже давно работают. В помещении было душно и остро пахло нагревшимся на солнце машинным маслом.
— Добрый день. Я ищу родителей Фатьмы Касми.
Парень оторвался от чистки часового механизма и посмотрел на Кейт враждебно, пожалуй, даже с брезгливостью. Скорее всего, не одобряет женщин, не носящих бурку***** (Кейт ограничивалась платком, небрежно наброшенным на волосы), возможно, к тому же не любит блондинок, и уж совершенно точно ненавидит американцев. Впрочем, Кейт, следуя советам бывалых экспатов, въехала в Пакистан по своему второму, австралийскому паспорту, так что про то, что она американка, мальчик, как и вся деревня, ничего знать не мог.
— Два квартала, поворачиваете налево, потом через мост направо.
— Но по документам её семья живет здесь…
— Родители — в кладбище.
Наряду с неправильным употреблением предлогов, в уже по-мужски низком голосе слышался ощутимый акцент, навскидку скорее пуштунский — в Пешаваре и его окрестностях ещё с 1980-х годов осело множество беженцев из Афганистана.
— Хорошо, как мне поговорить с её опекунами?
— Что вы хотите?
— Ты — её родственник?
— Да. Старший брат.
То, что ему явно не было восемнадцати, не исключало вероятности, что парень — глава семьи. Если родители умерли, а родственники не озаботились или их не нашлось… на социальные службы в пакистанской деревне рассчитывать не приходилось.
— Ты — её опекун? — на всякий случай еще раз уточнила Кейт.
В больших тёмных глазах мелькнул гнев. С таким выразительным взглядом и тонкими, правильными чертами лица парню бы в сериалах сниматься или обложки глянцевых журналов украшать, а не прозябать в деревенской ремонтной мастерской. Но с пониманием неместного варианта произношения английского у него, похоже, проблемы.
— Кто сейчас старший в семье? — перефразировала Кейт, стараясь говорить медленнее и отчетливее.
— Я.
— Почему Фатьма перестала ходить в школу?
— Она должна смотреть маленьких.
Стандартный ответ. Даже если родители были живы, зачастую они сами прекращали отпускать девочку в школу, чтобы она стала полноценной нянькой для братьев и сестер и таким образом готовилась к замужеству. Кейт вздохнула.
— Мы можем выстроить индивидуальный план обучения так, чтобы она успевала и учиться, и помогать по дому. — Аргумент для этих случаев у неё тоже был заготовлен стандартный.
— Нет.
Короткое, полное сдерживаемого гнева слово прозвучало категорично.
— Почему? — не сдавалась Кейт.
— Зачем ей учиться? — Встречный вопрос, заданный с насмешкой, тоже был не нов. Кейт понадеялась, что, будучи ещё очень молод, собеседник понимает ценность образования, и отвечать на этот вопрос здесь ей не придется. Зря понадеялась.
— Чтобы больше зарабатывать. Закончив школу, Фатьма сможет устроиться секретарём или менеджером, а не заниматься тяжелым физическим и ручным трудом за гроши. Она сможет дать своим детям более качественное образование. Возможно, у нее появится шанс выйти замуж за пределы вашей деревни и за человека с более высоким социальным статусом.
С социальным статусом Кейт переборщила, но все равно то, что мальчик зло рассмеялся ей в лицо, стало неприятной неожиданностью. Неужели её аргументация показалась настолько неубедительной? Умение общаться с подростками никогда не было сильной стороной Кейт, именно поэтому она отказалась от преподавания в старшей школе, а теперь стояла, не зная, что ещё добавить, как найти верный тон и слова для того, чтобы одиннадцатилетняя Фатьма смогла вернуться к занятиям.