К ремонтной мастерской она подошла около четырёх часов дня, так что сейчас, скорее всего, уже за полночь. Да, за полночь, иначе её не вынесли бы из подвала, не скрываясь, и не погрузили бы в машину прямо на улице. А если уже ночь, хозяйка дома, в котором Кейт снимала две комнаты, должна была заметить отсутствие постоялицы. Беда в том, что Кейт на выходные часто ездила в Пешавар*, иногда забывая предупредить об этом свою арендодательницу, так что та заметить её отсутствие могла, а вот встревожиться и посчитать нужным кого-нибудь известить — не факт. Но завтра — рабочий день, в школе занятия, так что утром исчезновение Кейт точно обнаружат. Сторож и дети, толпившиеся у забора, видели, как она уходила не в направлении своего дома. Надо было предупредить хотя бы Насим, к чьим именно родителям она собралась… а так полиции придется проверять весь список…
Трясясь по дорожным ухабам, Кейт пыталась оценить время, проведённое в пути, хотя бы приблизительно. Дорога становилась всё хуже, значит, везли её не в сторону Пешавара, а выше, в горы. Везли около полутора часов, по её прикидкам.
И изнасиловали сразу по прибытии. Бросили грудью на стол, прижали немалым пузатым весом, спустили джинсы и трусики… Без смазки было больно, но Кейт, напряженно пытавшуюся сохранить ясность рассудка и не дать воли эмоциям, больше всего волновало, есть ли у этого акта свидетели (могущие стать следующими в очереди к её телу) и как обезопаситься после, ведь насильник не использовал презерватив, так что само унизительное, но короткое соитие не успело толком запечатлеться в памяти.
Потом её заперли в какой-то комнате, и разозлённая насилием Кейт, нащупав небольшой выступ на уровне своей головы, умудрилась, несмотря на боль в шишке, снять с себя повязку. Ещё несколько минут ушло на то, чтобы аналогичным образом избавиться от кляпа. Пить хотелось безумно, Кейт боялась, что у нее началось обезвоживание. Отдышавшись и осмотревшись — комната оказалась пустая и полутёмная, с подобием узких ажурных окон лишь у самого пола, — преодолевая дурноту и головокружение, Кейт после нескольких неудачных попыток изловчилась просунуть сначала попу (спасибо трехгодичным занятиям йогой в Нью-Йорке), а затем ноги между связанными за спиной руками. Зубами разобралась с верёвками, а потом несколько минут лежала, сдерживая стоны боли, вызванной притоком крови к онемевшим пальцам. Краткая мобилизация сил, вызванная злостью, закончилась, и теперь слабость накатывала волнами.
— Миз Кейт! Я вас узнала, — послышался шёпот, заставивший Кейт подскочить и судорожно избавиться от верёвок на ногах.
— Здесь, — раздался голос и следом осторожный стук.
Звуки слышались за одной из ажурных оконных перегородок. Чтобы лучше видеть, Кейт легла на пол. За перегородкой, в комнате, освещённой получше, чем её собственная, Кейт разглядела лежащую в позе эмбриона, лицом к межкомнатному окошку, тоненькую девушку.
— Я несколько раз приходила в школу вместе с Фатьмой и видела вас.
— Ты — Зейнаб?
Девушка энергично закивала. Она была очень похожа на брата — такая же красивая и худая, примерно такого же возраста, с такими же высоко изогнутыми бровями и большими тёмными глазами. Только у неё под одним глазом даже при плохом освещении видна была большая фиолетово-жёлтая припухлость.
— Когда Ахмет украл меня, Имран пришёл и потребовал отпустить. Они его побили. Он пришёл ещё раз, с полицией, но Ахмет всё равно сказал, что не отпустит, я ведь буду считаться испорченной тогда, и обещал заключить со мной никах**. Уже месяц прошёл, а не заключил.
По голосу было понятно, что Зейнаб вовсе не расстроена тем, что церемония бракосочетания не состоялась. Она смотрела в стену, и быстрыми пальцами скручивала в трубочку и раскручивала нижний край рубахи.
— Потом он стал говорить, что я ничего не умею… в постели… и что я ему надоела.
Кейт вспомнила свой собственный, совсем недавний опыт общения с тем самым Ахметом, и искренне пожалела девочку. Для неё эта сволочь была первым мужчиной.
— Сегодня Имран позвонил и пообещал Ахмету настоящую голубоглазую блондинку, если он меня отпустит. Ахмет согласился, но теперь говорит, что вы слишком старая. А Имран говорит, что зато опытная и что слово надо держать.
Смеяться или плакать от этого дикого обсуждения её достоинств с недостатками, да ещё в пересказе избитой смущающейся девочки, Кейт не знала.