— Что делают люди в Сочи — отдыхают, — резонно заметил Арциховский. — Брак ей нужен был, видимо, для какого-то прикрытия, — продолжал он достаточно уверенно. — Ну и, само собой, свое финансовое положение закрепить, не молодеет.
— Ошиблась малость, я не благотворительная организация, — проворчал Константинов, после секундной паузы добавив, — И у нас был уговор, условия которого нарушил не я. Ладно, как говорится, Бог ей судья. Меня, если честно, больше беспокоит её увлечение препаратами.
Еще один момент их короткого брака. Во время беременности Петрова как-то сдерживала себя. Возможно, всё же понимала, что в случае проблем с ребенком, если таковые выявятся, муж долго церемониться не будет. Оказаться на улице без средств к существованию хотела в последнюю очередь. А вот с момента рождения Никиты… Вот тут Константинов точно сказать не мог, с какого времени, но периодически замечал у жены странные препараты, прием которых она объясняла то депрессией, то психологической подавленностью…
— Мальчишку забрать не думал? — нарушил его размышления Арциховский.
Вопрос, который ему задает уже не первый человек. И ответа, на который… Нет, сам-то ответ был. А вот с решением возникали серьезные проблемы.
— В последнее время только об этом и думаю, Семёныч, — признался Алексей, добавляя в свою чашку кофе. — Только с моей работой не все так просто, — продолжал он, оставаясь с чашкой стоять у окна. — Обходными путями приходится. Сам понимаю, что время теряю, но по-другому, боюсь, ничего не выйдет. А за предупреждение относительно Буровой — спасибо, — вот этого момента из жизни жены он, действительно, не знал.
— И с пацаном своим помирись.
Димку Арциховский знал с самого детства. Пожалуй, один из немногих режиссеров, с кем довелось работать Константинову, который разрешал пацаненку крутиться под ногами у съемочной группы, пока отец отыгрывал необходимые сцены. Опять же с Димкой они вытащили его пару лет назад из глубочайшего запоя, в который ушел именно после той случайной встречи с Ольгой в отеле…
— А вот это, пока, сложно выполнимая задача, — обронил Алексей жестко.
Не может человек измениться в одно мгновение. А уж он — тем более. Слишком долго жил под жестким самоконтролем, придерживаясь определенных правил. И Дмитрий Алексеевич, как никто другой, эти самые отцовские правила прекрасно знал.
— Алексей, что сложного поговорить с сыном? — не понял Арциховский. — Ну, себя поставь на его место, — предложил он со знанием дела. — Сорвался парень, с кем не бывает. Примет он твою Риту. С ее характером не принять невозможно.
С её характером… Константинов не без интереса внимательно посмотрел на собеседника. О характере Риты Коташовой (вот фамилию запомнил без труда), по мнению Алексея, говорить пока было рановато. Не на столько хорошо они знали друг друга…
— Интересно, Семеныч, я с ее характером разобраться не могу, а ты уже… — не удержался он от замечания. Беззлобного, даже с налетом легкой иронии. Вот такое с этим парнем случалось в последнее время не часто. Постоянное напряжение и ожидание нападения… Хотя вот нападать на него, по крайней мере физически, точно никто не собирался. Что же касалось журналистов… С этими разговор отдельный…
— А ты из собственного кокона выберись, — предложил Арциховский, отставляя в сторону пустую чашку. — Не знаю, какие у тебя планы относительно этой Риты, только, на мой взгляд, подходите вы друг другу идеально. Не из робкого она десятка хотя, на первый взгляд, так не скажешь. Только жесткого контроля, к которому ты привык, она не потерпит.
А Константинову в этот момент вспомнился их разговор в аэропорту несколько дней назад… Как она тогда сказала: «… вы привыкли буквально всё держать под жестким контролем. В том числе и в семье. Я так жить не смогу. Вы не умеете доверять. Это — страшно».
Он не умеет доверять… Нет, она немного неточно выразилась. Он не «не умеет доверять», он боится начать доверять. Боится повторить ошибку, которую однажды уже совершил. Со вторым срывом справиться буде куда сложнее…
— Вот тут согласен, — обронил он вслух. — С доверием и контролем — серьезные проблемы. Но по-другому, Семеныч, пока не получается. Пытаюсь, но… — и всё же многого сказать не мог, боялся оказаться слишком уязвимым, что ли… — Как-то вот не везло мне с дамами последние лет так тридцать, — закончил он, вновь попытавшись сыронизировать.