Внезапно дверь в часовню распахнулась от сильного удара, а ворвавшийся воздух потушил поставленную им свечу. Обернувшись, монах увидел в рассветных сумерках силуэт входящего в часовню воина в доспехе, но без шлема, с обнажённым мечом в руке.
«Монах, хорошо, пойдёшь со мной», — пророкотал он на скверной латыни.
Людвиг хотел указать ему на неуместность его нахождения в храме с оружием в руках, но потом нежданный гость подошёл чуть ближе, и он увидел, что это за гость. Длинные усы, бритая голова со свисающей с макушки прядью не оставляли сомнений в том, кто перед ним. Встретившись взглядом с воином, он почему-то подумал, что у него, наверное, как у большинства славян, голубые, цвета весеннего неба, глаза.
Снаружи гулко ударил маленький колокол часовни. И ему вдруг стало легко и спокойно, словно не было трудной дороги, бессонных ночей и его неудачного миссионерского труда. Утренние сумерки вдруг просветлели, а сквозь удары колокола к нему прорвалось пение какой-то пичужки из леса. Мир сделался бесконечно огромным и одновременно очень маленьким. Оказывается, умирать легко, ведь это всего лишь возвращение домой. Значительно труднее просто жить.
На маленькой площади стояло несколько славян в полном вооружении и ещё некто в странных одеждах, состоящих из множества небольших лоскутов ткани; судя по поведению, их командир. Торс его был перетянут широкими ремнями, а за плечами торчали рукояти мечей. Но не это привлекло внимание монаха. Было в этом человеке нечто особенное, Людвиг почему-то ощутил некое внутреннее сходство с ним. Странно, но предводитель славян похоже тоже что-то почувствовал, прервался на полуслове, развернулся к нему и пристально посмотрел в глаза. Коротко поклонился ему и жестом показал встать в стороне. Похоже сегодня убивать его не собирались.
Вскоре на площади начал собираться перепуганный народ. Мужчины под командой славян принесли несколько столов и лавок, за один из которых усадили и его, снабдив письменными принадлежностями. Перья с чернильницей были обычными, но вот вместо пергамента, никогда бы не поверил, ему выдали стопку листов бумаги. Да и про бумагу он догадался не сразу, вовремя своего паломничества в святую землю он познакомился с этим материалом для письма, но там она была серой и довольно рыхлой, а здесь плотная и белоснежная. Не успел он как следует рассмотреть необычную бумагу как у него появился сосед по столу, молодой парень с набитыми кулаками и с мозолями от меча на обеих ладонях. Он также разложил перед собой письменные принадлежности со стопкой белоснежной бумаги и принялся споро что-то писать кирилицей.
Пока Людвиг удовлетворял своё любопытство, площадь заполнилась немногочисленным населением городка, которое контролировали вооружённые до зубов славяне. Из толпы вывели почтенного купца Манфреда Шульца, который был купеческим главой поселения, заодно исполнявшего обязанности бургомистра, и усадили за центральный стол. А к их столу подошёл высокий варяг с тронутыми сединой длинными усами и уже на хорошей латыни поинтересовался, на языках каких народов он может говорить. Людвиг начал перечислять. Дослушав, варяг удовлетворённо кивнул, сказав, что сейчас будет суд, а ему предстоит вести протокол.
Варяг подошёл к центральному столу, развернулся лицом к горожанам, поднял руку, призывая к тишине. Спокойно дождавшись пока затихнет нестройный гул толпы, обратился к собравшимся. Назвался человеком полоцкого князя Всеслава Васильковича, которому и принадлежат эти места. Прибыл он вершить княжий суд над жителями. Начавшийся было ропот пресёк одним мощным окриком, от которого стрелки на крышах наложили стрелы на тетивы своих ужасных луков, а воины на площади перехватили свои короткие копья для броска.
Варяг обвёл тяжёлым взглядом толпу испуганных горожан и посоветовал им больше не пытаться выразить своё непочтение к его князю разговорами без разрешения. Потом смягчился, сказал, что его князь не держит зла на жителей за самовольное поселение на его землях, ибо только недавно кончилась в их княжестве долгая усобица и никому не было дела до столь далёких земель. Но теперь всё, безналоговое время для них закончилось, о чём более подробно им расскажут княжеские тиуны. Его же дело привести их поселение под княжескую руку и свершить суд по делу о разбое на новгородского купца Акинфия Зайца. Так как находятся они на полоцких землях, то и суд будет по русской правде. Помогать ему в этом будет купеческий старшина. Варяг сел за стол рядом с Шульцем и приказал говорить купцу.
Вышедший вперёд новгородец обвинил в грабеже двух гамбургских купцов, которые побили его людей и забрали товары, которые он долго и нудно перечислял. По слову варяга из толпы горожан вышли оба обвиняемых, которые, естественно, ничего подобного не совершали и видели новгородца первый раз. Насколько знал Людвиг по русской правде ни истца, ни ответчиков не подвергали пыткам в целях установления истины. Сколько бы свидетелей не привёл новгородец, германцы приведут больше. Что дальше? Его слово против их слова? Поединок? Вроде славяне очень уважают этот обычай. Понятно, купцы сами в круг не выйдут, ну им и не надо, у них в команде он видел парочку явных головорезов, на которых клейма негде ставить.
Однако варяг удивил, о чём-то пошептался с Шульцем, дал знак своим и вперёд вышел один из славян в сопровождении — вот новость — приказчика купеческого старшины. Дальше слово перешло к Шульцу. Оказалось, пока всех жителей выгоняли на площадь из своих домов, подручные Шульца вместе со славянами провели у них обыск и нашли многое из перечисленного новгородцем. Теперь старшина переключился на новгородца, требуя доказать принадлежность товара именно ему. На что тот достал бумагу и передал её Шульцу. Видимо, она была написана по-славянски, потому что он, лишь бегло взглянув, передал её варягу. Тот быстро пробежав глазами текст, подтвердил, что это действительно купчая на указанный товар, проданный новгородцу неким индийцем. На что Шульц резонно возразил, — написать можно много чего, а хотелось бы услышать этого самого индийца. Варяг только пожал плечами, сказав: «Вон он стоит, спрашивай! Только он ни вашего языка, ни латыни не разумеет, разговаривает только на своём и словенском».
Индийцем оказался тот самый странный человек без доспехов с двумя мечами, первоначально принятый монахом за одного из славян. Видимо, не доверяя славянам, Шульц пригласил для перевода одного из купцов, имевших дела в их землях. Отстоять своих не получилось, индиец сразу взял быка за рога, заявив, что большинство из указанных товаров производятся его людьми, что могут подтвердить половина из присутствующих здесь славян, которые проживают в Новгороде. Эти ли товары он продал купцу, он не знает, но можно точно узнать, так как все товары у него помечены. Всё им проданное записано в его книгах. Он развернулся к их столу и позвал к себе соседа Людвига. Тот подхватил одну из книг и бегом направился к индийцу. Когда начали сверять метки, оказалось, все товары записанные в книге индийца, нашли в домах гамбургских купцов.
Варяг снова пошептался с Шульцем и поднялся для вынесения приговора. Каков он будет, наверное, ни у кого на площади не осталось сомнений. В этот момент один из купцов совершил, по мнению Людвига, роковую ошибку. Закричал, что всё это навет и он требует Божьего суда. Монах сокрушённо покачал головой, а память услужливо подсказала подходящее место: «Предай Господу путь твой и уповай на Него, и Он совершит, и выведет, как свет, правду твою и справедливость твою, как полдень».
Как и предполагал монах, в центр площади вышел один из головорезов, против которого собирался было выйти сам индиец, но стоящий рядом с ним огромный славянин, что-то прошептал ему. Тот примирительно поднял руки и уступил, пропуская здоровяка к центру. Как такового поединка не получилось. Славянин, вооружённый боевым топором и мечом, двигался для своих размеров поразительно быстро. После нескольких ударов он зацепил топором верхний край щита у своего противника, оттянул его в сторону и отрубил ему руку. Не останавливаясь, шагнул ему за спину и отрубил вторую. Сделал длинный шаг с разворотом, оказавшись лицом к лицу с несчастным, ударом топора сверху вниз пробил ему череп, а ударом меча снёс голову, которая так и осталась висеть на лезвии топора. Свой ужасный трофей он продемонстрировал купцу, не снимая с топора, сопроводив вопросом, понятны ли ему результаты. Снова встал варяг и огласил результаты суда. Первого купца приговорили к огромному штрафу, второго, чей боец проиграл судебный поединок, ещё и выдали с головой новгородцу.