Я глядел на дом, дом пялился на меня своими окнами-зеркалами. Предчувствие накатило удушливым жаром.
Паршивое предчувствие. Очень паршивое. Этот дом может оказаться последним, что я увижу в своей жизни.
Не знаю почему, но это так. Такое уж предчувствие. А своим предчувствиям я привык доверять.
На миг мне захотелось просто уйти. Убежать, поджав хвост, и забыть обо всем, что я нашел здесь. Об этом доме… о чертовой суке, которая выжила всех в округе… Об этом заднем дворе с семью десятками холмиков…
Холмиков.
Да, холмиков. Наверно, в этом все дело. Я вздохнул и пошел к дому.
Вблизи он выглядел еще больше.
Арочные окна полуподвала, издали казавшиеся у самой земли, были мне по грудь. Все наглухо забиты досками, черными от времени.
Вблизи стены выглядели еще хуже. Все в паутине трещин и трещинок. Кажется, ногтем можно расколупать.
Может быть, потому, что я слишком старательно разглядывал эти стены, пока обходил дом… Я все надеялся, что предчувствие поутихнет. Но оно не отпускало.
Я вздохнул и пошел быстрее. Обогнул правый флигель и вышел к парадному входу. Здесь подвальный этаж выступал широким эркером, становясь крыльцом-террасой. С боков две лестницы.
Я медленно двинулся вверх. Чугунные перила обеих лестниц аккуратно выкрашены белым, матово светятся в лунном свете, а вот каменные ступени щербаты от времени. На третьей – плита с трещиной, под моей ногой она дрогнула и глухо стукнула. Вот почему хозяева всегда ходили по левой…
Последние ступени. В груди молотило сердце, предчувствие становилось все острее. Паршивое предчувствие…
Я заставил себя перешагнуть последнюю ступеньку, заставил себя пройти через площадку к двустворчатым дверям. Толкнул.
Высокие, тяжелые и – незапертые. Неохотно, но подались.
Из дома дохнуло теплом, восточными благовониями и… За пряно-дымным ароматом пряталось что-то еще. Что-то очень знакомое, но никак не ухватить, приторные благовония забивали остальные запахи. Но ассоциации не из приятных.
Месяц висел прямо за моей спиной. Свет его падал в приоткрытую дверь, в серебристом прямоугольнике на полу лежала моя тень. А дальше – только темнота.
Черт возьми, мне совсем не хочется идти туда!
Я оглянулся. Перед крыльцом была лужайка, за ней пруд. Неподвижная вода казалась застывшей черной смолой. Вдоль берега слой опавших листьев. Темные – осиновые, светлые – дубовые…
В сердце кольнуло. Господи, как же красиво… Почему-то красота особенно чувствуется вот именно в такие моменты, когда предчувствие говорит, что через несколько минут для тебя все может кончиться…
Ну и трус. Вы только посмотрите, какой трус!
Я отвернулся от пруда и резко выдохнул. Сбил пальцы домиком, и еще раз, и еще, туже натягивая перчатки. Шагнул внутрь.
Где-то над моей головой невидимые пружины медленно, но уверенно притянули створки обратно. Лунный прямоугольник сжался в щель, пропал.
Я постоял, давая глазам привыкнуть. Оказалось, здесь не так уж темно: слева и справа на полу лежали лунные призраки окон.
Холл просторный и совершенно пустой. Штукатурка на стенах, лепнина под потолком почти такие же потрескавшиеся, как и стены снаружи, но тщательно побелены.
Паркет очень старый и какого-то странного рисунка – двойная спираль из клиновидных дощечек, ни разу такого не видел. Дерево потемнело, но вычищено и навощено до блеска. Ох, и скрип сейчас будет на весь дом…
Я шагнул, заранее сморщившись, но пол… не скрипел. Совершенно. Звук был такой, словно под ногами толстая каменная плита. И ощущения такие же. Лиственница? Со временем почти окаменела?
Я двинулся дальше.
По краям холла, слева и справа, – двойные двери. Это в крылья, мне туда не нужно. Еще одни двери – прикрытые – сбоку от широкой лестницы. В главный корпус. Туда мне тоже не нужно. По крайней мере пока. А вот лестница…
Широкий пролет с ковром и золотисто светящимися в темноте шарами перил ведет вверх. Но справа за ним – неприметный, если не искать, узкий путь вниз. Вот это то, что нужно. Я зашагал туда, на этот раз увереннее, не опасаясь ужасного скрипа…
Замер.
Подошвы ботинок у меня из натурального каучука. Обычно медленные шаги почти бесшумны. Но здесь…
То ли из-за каменно-твердого пола, то ли из-за этих голых каменных стен, высокого потолка и огромного, но совершенно пустого холла… акустика здесь сумасшедшая. Звук каждого шага несколько раз отлетал от стен, никак не желая умирать. Будто где-то в другой комнате по паркету цокали звериные коготки. В такт моим шагам. Маскируясь.
Я усмехнулся. Маскируясь, как же…
Это все безлюдье и тишина.
И три дня слежки. И сон днем – посреди пустой, заброшенной деревни…
Все это давит на психику. Ну и еще врожденная трусость, конечно, куда же без нее. Безлюдье, тишина – и врожденная трусость. Только и всего.
Тварей, хитрых настолько, чтобы маскировали свои шаги за чужими, нет, таких тварей в природе не бывает.
Но ведь это в природе… А здесь… Здесь живет чертова сука, у которой на заднем дворе семьдесят пять холмиков. И если это не котята-ягнята, а…
Стоп. Хватит. Не надо становиться параноиком. Не первый раз на охоте, верно?
Я двинулся дальше. Ловя себя на том, что изо всех сил прислушиваюсь к эху шагов.
Но то ли здесь, в центре холла, акустика изменилась, то ли раньше мне просто почудились… На самом деле не такое уж оно и сильное, это эхо. Вовсе не напоминает стук когтей.
Ступени лестницы сливались в темноте. Я осторожно нащупал ногой первую, медленно перенес вес. Ступени, как и пол, совершенно не скрипели. Словно камень под ногами. А вот запах изменился.
Теперь ясно, зачем в воздухе столько благовоний. С каждой ступенькой вниз пряная ширма ароматических палочек истончалась. Уже не скрывая тот, другой, запах. Прогорклость жженого жира, кислинку ржавчины, затхлость сырого камня… и за всем этим запах очень слабый, но тяжелый, давящий в самое основание носа, за глазами…
Запах, какой бывает в дешевых мясных лавках, где убираются редко и плохо. Или слишком долго работают без ремонта. Так долго, что запах пропитывает стены – запах застарелой крови, вонь мертвой плоти.
Ступени шли не прямо, а закручивались влево, под широкий верхний пролет. Изгиб поглотил остатки света. Теперь я шел в полной темноте, вытянув перед собой руки. Пальцы наткнулись на что-то гладкое. Лакированное дерево? Похоже.
И только теперь я заметил красноватый отблеск внизу. Под дверью пробивался свет. Я нащупал ручку, повернул. Толкнул дверь. Здесь тоже не заперто. Эти суки вообще почти не запирают дверей – им как бы и незачем…
Я приоткрыл дверь шире и скользнул внутрь.
Весь полуподвальный этаж – один огромный зал. Никаких внутренних стен, только арочные опоры. Откуда-то из-за них лился теплый свет живого огня, тихое потрескивание свечей…
Где-то там, за колоннами, огоньки задрожали, и тени от колонн заметались по полу. Постепенно успокоились… Это нормально. Всего лишь завихрения воздуха оттого, что я распахнул дверь, не сразу добрались в дальний угол. Ничего необычного.
И все-таки я помедлил у порога. Предчувствие, черт бы его побрал! Оно никуда не пропадало. Не желало убираться.
А может быть, это из-за запахов. Кислинка коррозирующего металла, тяжесть старой крови… Может быть, в них все дело.
Но я всем телом, кожей чувствовал что-то еще. Что-то было не так.
Еще бы понять что…
Внимательно оглядываясь, я медленно зашагал вперед, стараясь держаться в середине проходов. Впритык к колоннам лучше не проходить. Мало ли…
Здесь пол был каменный. Шаги отдавались громче. Эхо опять походило на цоканье звериных коготков.
Нервы, чертовы нервы…
Я размял пальцы. Руки – это сейчас мое единственное оружие. Револьвер, мой любимый Курносый – в девичестве Chief's Special с титановой рамкой – в четырех верстах отсюда. Нож там же. Сейчас со мной ни пистолета, ни ножа. Ничего нельзя, когда идешь против этих чертовых сук.
Только руки – и то, что у тебя в голове. То, что обычные люди изо всех сил стараются забыть…
Медленно вперед, всматриваясь в тени колонн. Держась на равном расстоянии между ними. Никогда не знаешь, что тебя ждет.