Другой, чуть наклонив голову и немного повернув её, упрямо стоял, немного вытянув вперед правую ногу и опустив хобот, как будто прислушиваясь к чему-то. Плотный рисунок из переплетенного металла делал его массивным и строгим.
Николай на миг повернулся, прошелся взглядом по Антону, смотрящего куда-то в окно.
Посетители невольно обратили внимание на Антона и Николая, приблизились к тумбам, стараясь не загородить слонов, стали тоже внимательно их разглядывать. Узнавшие Антона изредка подходили к нему, брали автограф. Он благодарил, расписывался на буклетах и опять клал руки на спинку кресла.
Кто-то из посетителей отважился, и вспышка фотокамеры вывела Николая из раздумий. За вспышкой последовали другие.
– Нас-то к чему? Вон их фотографируйте, – он махнул рукой в сторону слонов.
Какая-то девушка, осмелев, подошла.
– А Вы… Вы папа? – она посмотрела на Николая, а потом на Антона. – Папа… – стала подбирать слова, стушевалась и покраснела, – …его?
Николай повернулся и тоже посмотрел на улыбающегося Антона.
– Папа! …Вот и именно, что «его»! – кивнул, усмехнувшись, Николай.
– А дайте мне автограф, пожалуйста, – сказала девчонка и протянула буклет и ручку.
– Как это? – спросил Николай, глянув через плечо.
– Распишись. Если что-то хочешь пожелать – напиши, – подсказал Антон.
– Зачем?
– На память девушке о… о тебе, наверное, – улыбнулся тот.
Николай достал очки, взял ручку, буклет.
– А где тут? Тут и места-то нет, – спросил он девчушку.
– Да, где угодно, – она улыбнулась.
– Так тут – негде. По работам-то – не дело, – Николай листал буклет. – О!..
Он открыл страничку со слоном. Там над ним, было светло-голубое чистое место. Он стал разглядывать фотографию, изредка переводя взгляд на слонов, стоящих напротив него.
Нацелился ручкой и задумался.
– Лена, – девчонка наклонилась.
– Что – «Лена»? – Николай глянул на неё поверх очков.
– Меня Лена зовут, – зарделась та.
– Лена? Хорошее имя. А папу твоего?
– Дима. …Дмитрий, – запнулась та.
– А я – Николай! – Николай положил буклет на колено и стал что-то писать.
– На! Места тут мало для всего-то… – он протянул Лене буклет.
Антон протянул руку к буклету.
Лена выхватила буклет, спрятала его за спину и посмотрела на него: – А Вам не надо. Если хотите, то распишитесь на этом! Она протянула ему другой.
Антон улыбнулся, взял его, ручку, и что-то стал писать под своей фотографией.
– А можно я с вами сфотографируюсь, – Лена опять повернулась к Николаю.
– Садись, – Николай подвинулся на край кресла. – Уместимся. Кресла-то как для них делают, – он кивнул на слонов. Лена побежала к посетителям, отдала им фотоаппарат и втиснулась рядом. Антон стоял за спинкой и улыбался.
– Идите сюда, – позвал он посетителей. Несколько посетителей подошли, встали рядом с Антоном. Вспышки света сбивали одна другую. Люди суетились, подходили, уходили, Лена сидела рядом с Николаем, улыбалась. Николай сел поудобнее, положил руку почти на её плечо и улыбался.
– Ослепите! – пробурчал он. Ткнул пальцем в Антона: – Вон его фотографируйте. А то уедет в свою Италию, хрен дождёшься хоть привета, хоть ответа.
– Жду фотографии! Адрес в буклете, – Антон обратился к повеселевшим гостям.
Шум в зале стал затихать.
…– Худенькая-то какая? Ведь одни косточки. Вот не… – Николай показал Антону палец, … не… куда там – тоньше!.. Что за моду взяли – себя истязать?
Он смотрел на улыбающуюся Лену, стоящую в дверях с поднятой рукой в которой были два буклетика.
… Николай опять стал разглядывать слонов, о чём-то думая.
…– Дед! – раздалось неожиданно, и к нему подбежал мальчишка лет пяти и уперся грудью в колени. В дверях показались Надежда, Ольга, Мария и мальчишка постарше. – Гляди! Для тебя ковал! Сам!
Мальчишка, не здороваясь, достал из пакета, черную кованую пластину, чуть побольше его ладошки.
Николай взял и стал рассматривать её. Пластина была выгнута и напоминала ладошку внука или створку раковины, с одного конца которой было возвышение с утолщением на конце, а на другом небольшой отросточек.
Было видно, что она тщательно очищена и воронёный цвет стали приятно радовал глаз Николая. Свет от светильника отражался в углублении серым кружочком.
Николай, надавив, прошел по воронёной поверхности пальцем и глянул на Антона.
Антон поняв, что его спрашивают – «Кто воронил?» ткнул себя пальцем в грудь и улыбнулся.
Николай встал, подошёл к окну, продолжая разглядывать предмет.
Вернулся, сел на лавочку рядом с Надеждой.
– И что же это такое, Михаил? – спросил он мальчугана.
– Дед! Ты чё! Это же уточка, – поник тот.
– Уточка? …Уточка!.. Очень похоже, – Николай протянул пластину, показывая её Надежде.
– Очень! – подтвердила та, улыбаясь.
Мишка недоверчиво смотрел то на них, то на Марию.
– А что же у неё клюв-то открыт? – спросил его Николай.
– Так она же… крякает, – внук даже присел от удовольствия. – Крякает. Кря! Кря! Утка же! Вот и крякает! А крыльев не видно – потому, что плывёт, а крылья прижимает вот так, – мальчуган вытянул руки «по швам», – а ног не видно, потому, что… плывёт она. И крякает! Понятно?
Мишка посмотрел на мальчугана постарше, явно продолжая когда-то начатый разговор.
– Нам очень нужна такая вещь. Правда? – Николай посмотрел на Надежду. – Мы в неё будем пуговицы оторванные класть. Мы её ещё намагнитим, и если вдруг потеряется иголка, то «уточка» быстро нам её найдет. Правда?
– Конечно, правда! Она у нас будет жить на комоде около зеркала. И будет казаться, что их у нас две, – подтвердила та.
– Здорово! – радостно подвёл итог Михаил.
…– Может, останетесь? – Мария подошла к Николаю Петровичу.
– Нет, Маша, поедем! Домой надо, – Николай положил руки на плечи мальчишек. – Сами-то когда к нам?
– День-два – разгребём всё, да приедем, – Антон посмотрел на прислонившуюся к нему Марию, как бы ища подтверждения словам.
– Там в машине еда, одежда пацанам, ещё кое-что, – она смотрела на Николая и Надежду. – Приедем! Скоро!
Все расселись перед дорогой вокруг слонов и замолчали.
… – Двоём-то им повеселее. Так ли?.. Ты, это, Антон, поедешь, захвати с собой уголь для горна. У меня, правда есть, но кто его знает – хватит ли. – Третью-то тумбу найдешь ли? – он кивнул, с ухмылкой, на слонов.
Антон молчал и улыбался.
– Я спрашиваю – «захватишь ли уголь», а он стоит и лыбится, как дурачок на ярмарке.
Мальчишки прыснули, сдерживая смех.
– Привезу. И тумбу найду. И с Димкой и Федькой свяжусь. И фотографии от них привезу.
…Все встали и медленно пошли к выходу. Николай задержался и посмотрел на слонов. Отсюда казалось, что один слон защищает другого своим телом, а тот, подняв хобот, то ли зовёт кого, то ли прощается с кем-то.
…– Уточка, Мишка, это очень хорошо. Уточка – она завсегда на Руси оберегом дома была, – Николай положил на голову внука ладонь, полностью накрыв её, другой обхватив второго мальчишку за плечо, приостановился, пропуская вперед женщин.
– Дед! А «оберег» – это что? – тот тоже остановился, вкручиваясь головой в ладонь.
– Оберег? А это… это, Мишка, то, что в доме всегда должно быть.
… Дом, Мишка, без оберега, вроде, как и не дом, вроде.
Вроде, тогда в доме-то и беречь нечего. А если в доме беречь нечего, то, вроде, и оберег не нужен, но тогда, вроде, какой же это дом – если беречь нечего?
А если есть что беречь – то и оберег должен быть!..
Антон, улыбаясь, слушал.
Приостановился, тоже оглянулся на слонов, пропуская вперед себя отца и сыновей.
Однажды будет…
Звонок раздался вечером, около девяти, почти в тот момент, когда Николай собирался отключить телефон.
Все, знающие его, были поставлены в известность, что с девяти вечера и до восьми утра его телефон отключен.