— Хорошо. — С трудом согласилась мама. — Тогда откуда он взялся?
— А я не знаю! — и почему-то от этого обстоятельства стало очень весело. — Ты только представь себе! Сижу на мостовой в своем шикарном черном платье, в глазах рябь, а перед глазами рыцарь в белой рубашке боксирует моих обидчиков.
— Представляю…
— Мама, я тебе еще не все рассказала. — Решила я перевести тему, на менее опасную. Но оказалось, что просто подсыпала пороха в костер родительской боязни за чадо:
— Что еще?!
— У меня квартиру взломали, — и бодрым голосом заверила, — но не обчистили!
— Аня!
— Вот на этом точно все! Больше никаких происшествий, кроме романтических. — О том, что пришлось отбиваться от сторожевых псов, выползать из-под завалов гримерки, я решила не рассказывать. — Так! А что у вас еще произошло 21 октября…?
— А романтические — связаны как-то с этим Шахом? — мое молчание для нее стало более или менее внятным ответом.
— У нас твоих приключений не было и надеюсь, не будет. Как впрочем, и у тебя, — последнее она выделила интонацией. — Я ясно выражаюсь?
Ответила, что ясно. Все равно это не от меня зависит, но ясности для меня это не убавляет. С тем же уровнем понимания выслушала, что происходило дома в это время.
Затем звонила Оле, дальше Иришке и еще кое-кому важному и нужному… их оказалось двое: Миха и Фельдмаршал. Но с ними обошлось без подробностей, хотя и не без обоюдных подколов. И если с Михой я просто отчиталась, что жива и невредима, то с Фельдмаршалом обстояло все иначе:
— Анют, я еще камеры RED One или Epic 645 не получил, и даже фильтров, но тебя уже крадут. Так нельзя деточка Деньги утром, стулья вечером. А у вас все наоборот. — Пожурил он смеясь.
— Федор, если коротко, то ты чуть было не лишился и стульев и денег. Твою деточку вчера пытались то ли украсть, то ли убрать. А узнать до конца о помыслах троицы Шах не дал.
— Аня… — обеспокоенно начал Фельдмаршал, а я уже обиделась. Не вовремя он совсем не вовремя.
— Закончим со съемками в эту неделю, вернемся все в целости и сохранности. Без паники, подробности позже.
— Я не паникую. Иришка в курсе?
— Нет. Только ты, Миха, родные и непосредственный участник разборки.
— Кстати. О Михаиле, он меня предупредил о твоем временном выходе из строя.
— В смысле? Когда?
— Не было семи.
— То есть…, — я пыталась понять происходящее и не понимала. Только что же говорила с Михой и он мне ни слова не сказал, а тут вдруг… такое открытие.
— То есть Шах твой на меня все еще зуб точит, и самостоятельно поговорить не решается. — Уверенно произнес Фельдмаршал. — Передал сообщение через Михаила.
От такого заявления я фразу «Шах твой» пропустила не заметив:
— Погоди. Мне он ничего не сказал, это что получается?
— Что тебя выдергивают из рабочего процесса и увозят в другой домик на берегу. Выходит — камер я не дождусь. — Вздохнул он.
— Ты кстати, где?
— Не знаю. У меня телефон забрали.
— Главное с клиентом. — В голосе шефа слышалась улыбка. — Смотри, чтобы он с крючка раньше времени не сорвался и хотя бы дополнительные съемки заказал.
Так как ограничивать себя, а тем более допускать ограничения со стороны не желаю, чтобы там не говорили женские психологи. Мгновенно ощетинилась:
— Боюсь, у него червячок сейчас поперек горла станет.
— А вот с этим не спеши, — Федор с опозданием понял, что я уже на взводе. Вспомнил, кто меня из этого состояния выводит на раз-два и сделал «конструктивное» предложение:
— Анют, а позвони-ка ты Михею.
— Звонила. — Буркнула я. — До связи Федор.
— До связи, — ответил как нашкодивший мальчишка, стремящийся спрятаться за дверцами в шкафу.
— Ну, Шах! Попадись мне!
Я нашла его не сразу, долго пыталась поймать кого-то из прислуги. И, в конечном счете, сама прошла с ревизией по хозяйским угодьям. Домик лишь казался маленьким, а на самом деле был большим и пустынным. Четыре спальни наверху, три внизу, кабинет, кухня-столовая, холл и еще что-то в цокольной части. Однако туда идти не пришлось. Шах обнаружился в библиотеке или кабинете на первом этаже благодаря музыке. Звучала красивая композиция «Сирелис» в исполнении трех голосов.
Вопрос: «кто поет?» остался не озвученным, я растеряла весь свой пыл от увиденного. Шах был бледен, не смотря на природную смуглость, с кругами под глазами, хотя я точно помню какую дозу обезболивающего ему дали с собой, помимо вколотого. Гипотетически он должен был смирно лежать на подушках с мученическим видом, а не что-то вдумчиво читать и одновременно что-то печатать на своем ноутбуке. Полулежа на софе, Шах меня заметил не сразу, а впрочем, и я уже не спешила с разборками. От чего высокие ноты приветствия сменились шепотом: