иссы томные; калам
Серебряный — опора двум бровям;[13]
Сжат нежный рот, как сердце, что в несчастье;
Сравню я кудри с кольцами запястий;
Сквозь ротик даже вздоху не пройти,—
Таких красавиц в мире не найти!»
Смеясь, вернулся отрок тонкостанный.
Услышал он от славного Дастана:
«Чему ты засмеялся, мой слуга?
Зачем зубов открыл ты жемчуга?»
Слуга его порадовал ответом,
И сердце Заля озарилось светом.
Проворному слуге он дал приказ:
«Пойди скажи служанкам, что сейчас
Из цветников им уходить не надо:
Вернутся с самоцветами из сада!»
Потребовал динаров, жемчугов,
Парчи золототканой пять кусков,
Сказал: «Тайком служанкам подарите,
Об этом никому не говорите.
Пускай с известьем тайным от меня
Пойдут к царевне, верность мне храня».
Пошли рабы с открытою душою,
С каменьями, динарами, парчою,
Пять луноликих щедро одаря,
Сказали им наказ богатыря.
Одна, слугу заметив молодого,
Сказала: «Тайной не пребудет слово.
Есть тайна двух, но тайны нет у трех,
И всем известна тайна четырех.
Посол, совету моему последуй:
Коль слово — тайна, мне его поведай!»
Обрадовалась, на ухо слова
Шепнув подругам: «Мы поймали льва!»
Назад вернулся вестник черноглазый,
Что витязя исполнил все приказы
И тайну эту должен был беречь,—
Поведал обольстительницы речь.
Дастан пошел в цветник: луна Кабула
Теперь ему надеждою блеснула!
Таразские кумиры подошли,
Дастаиу поклонились до земли,
Услышали они вопрос Дастана
О блеске, стане и лице платана.
Сказал: «Правдивым внемлю я словам,
Смотрите, лгать я не позволю вам!
А если я в словах обман открою,
То всех слоновьей растопчу стопою!»
Рабыня, пожелтев, как сандарак,
К ногам его упала, молвив так:
«Еще от женщин не рождались дети,—
Среди князей не сыщешь в целом свете,—
Что были бы, как Сам, умны, сильны
И чистоты и мудрости полны.
А ты — второй, с отважною душою,
С высоким станом, львиною рукою,
Струится по твоим щекам вино[14]
И тело амброю напоено.
А третья — Рудаба, луна вселенной,
То — кипарис, пахучий, драгоценный,
Жасмина, розы радостный расцвет,
Звезды Сухейль счастливый, ясный свет.
С серебряного купола арканы
Спадают вдоль ланит, благоуханны.
Красавиц, равных ей, в Китае нет,
Звенит ей слава от семи планет!»
Служанку витязь вопросил прекрасный,—
Стал сладостным и нежным голос властный:
«Теперь, когда мою ты знаешь страсть,
Скажи мне, как могу я к ней попасть?
Любовь к царевне — вот мое пыланье,
Ее увидеть — вот мое желанье!»
А та: «Когда ты повелишь, храбрец,
Мы поспешим к царевне во дворец,
Всего наскажем ей, в силки заманим,—
Ты нам поверь, тебя мы не обманем.
Расставив путы, мы ее пленим,
Ее уста мы поднесем к твоим.
А если муж, зовущийся Дастаном,
Захочет сам пожаловать с арканом
И заарканит он стены зубец,—
То лев ягненка схватит наконец!»
Красавицы ушли; вернулся витязь,
Надеждой и томлением насытясь.
К вратам дворца подруги подошли,—
Охапки роз они в руках несли.
Привратник, жесткий сердцем, речью грубый,
Их встретил со враждой, сказал сквозь зубы:
«Ушли вы слишком поздно со двора.
Кто вас пустил? Вам спать давно пора!»
Красавицы слезами разразились,
В отчаянье к привратнику взмолились:
«Такой же, как и прежде, нынче день.
Не прячет дивов розовая сень.
Весенний свет горит над нашим краем,
И мы с лица земли цветы срываем».
Ответствовал подругам страж двора:
«Не так сегодня тихо, как вчера,
Когда в Кабуле не было Дастана,
Шатров походных, воинского стана.
Должны вы знать, что до начала дня
Кабульский царь садится на коня.
Накажет крепко вас владыка строгий,
С цветами вас увидев на дороге!»
Подруги во дворец вошли гурьбой,
Шептаться стали с милой Рудабой,
Динары положили, самоцветы,—
Посыпались вопросы и ответы.
Луна сказала: «Молвите сперва:
Он лучше ли, чем говорит молва?»
Все пятеро в одно сказали слово,
Богатыря восславив молодого:
«Высок и строен Заль, как кипарис,
Глаза его — как смоль и как нарцисс.
Сверкает царским блеском взор открытый,
Уста — рубины, словно кровь — ланиты.
Один изъян, что голова седа,
Но это не позор и не беда.
«Так должно быть!» — ты скажешь, если взглянешь,
А нет — любить его не перестанешь.
Сказали мы: «Свиданья близок час»,—
С надеждой в сердце он покинул нас».
Воскликнула сиявшая луною:
«Мне кажется, что стала я иною!
Тот салмый Заль, тот птенчик молодой,
В гнезде вскормленный, слабый и седой,
Вдруг обернулся ярким аргуваном,—
Могуч, красив лицом и строен станом!»
Так говорила, и смеялся рот,
Казалось, на щеках гранат цветет.
Служанка луноликой отвечала:
«Подумай о свидании сначала!
Твои мечты исполнены творцом,—
Да завершатся радостным концом!..»
Беседка там была — как день погожий,
На стенах нарисованы вельможи.
И вот в парчу беседка убрана,
Полна дыханья амбры и вина.
Пришли, расставив золотые блюда,
Осыпав землю горстью изумруда.
Везде — фиалка, лилия, нарцисс,
Кусты жасмина пышно разрослись.
От розового сока стали краше
Серебряные, золотые чаши.
Сияла там небесная краса,
И амбра поднималась в небеса.