ло смотрел вслед каждой моложе тридцати... Старше они были просто старухами. Сестры повыходили замуж в другие аулы. Патимат стала еще более молчаливой, чем была при муже. Подрос младший брат. Ему было уже десять. Будучи старшим, Асланбек никогда не обижал его. Ни разу не унизил его маленького достоинства. Не заставлял резать баранов. Не бил. И не пытал голодом и жаждой. Руслан слушался его бесприкословно, как и положено. Асланбек старался приучить его во всем помогать матери, он словно чувствовал, что именно Руслану предстоит быть ей опорой... Асланбек уже знал, почему отец и Ахмет не вернулись. Это простой мужской обычай - умирать рано. Они погибли в бою. И потому теперь рай - их последний дом. «Газават изменникам! Газават предателям! Газават всем, кто посягает на нашу свободу! Нет веры под властью неверных. Вставайте, братья, на священную войну!» Где он это слышал? Весь аул теперь смотрел на него с уважением. Его отец и брат пошли на шахадат! Погибли за веру. Асланбек видел: все ждут, что он подрастет и отомстит! Причем на него смотрели так, словно бы он уже совершил этот подвиг. Он уже умер. И достоин всяческого уважения. И это уважение окутывало его, как ядовитое облако. Все были уверены - он не нарушит вековой адат. Даже мать. Кровь за кровь. Смерть неверным. У Салмана была симпатичная сестра, Кусама. Ее чаще других представлял себе Асланбек в мечтах. Она посещала его сны. Украдкой встречалась с ним глазами. Даже короткого взгляда было достаточно, чтобы горячий жар волной поднялся к его лицу. Теперь Асланбек вспоминал, как сердился Шамиль, заметив такой «случайный» взгляд матери на другого мужчину. Встречаться глазами с чужим мужчиной- неприлично. Замужняя женщина должна стоять, опустив глаза. Спрятавшись от всех, Асланбек и Кусама сидели на «его» склоне. Он даже пальцем не дотрагивался до нее. Они говорили о традициях. Похищение невесты уже не имеет силу адата. Просто красивый обычай. Хотя и сейчас бывали разные случаи... Но это редкость. Раньше это было нужно, потому что калым был непосилен почти никому. А сейчас... Дети мечтали и смеялись. - Мы договоримся. Я приду и увезу тебя, - говорил Асланбек. - Куда? - На гору, на которую никто у нас не забирался. Помнишь, я тебе рассказывал? Я пас там овец, когда был маленький. Кусама смеялась серебристым смехом. - А потом Салман устроит ужасный шум! - продолжала девушка. - Он подымет на ноги весь аул. Сестру украли! Она смеялась заливисто. - Он будет палить из всех стволов! - сказал Асланбек. - А еще у нас есть старый барабан! - Потом мы вернемся. И родители будут вынуждены благословить нас, - закончил мальчишка. - Но сначала ты должен смыть кровь отца, - сказала Кусама. Она ждала от него того же, что и все. Приметы войны были не только в том, что уходили и не возвращались мужчины. Их аул был так высоко в горах, что к ним бежали все, кто мог сюда добраться. Дом был полон родственников и просто случайных женщин с детьми. Они приходили и уходили. Патимат старалась накормить всех. Все жители их аула принадлежали к одному тейпу. Большая семья. Все в родстве со всеми. Кто-то воевал. Так в доме Патимат и Асланбека появились рабы, присланные кем-то из родных. Они помогали в хозяйстве. Делали работу, которую раньше делали погибший Шамиль и Ахмет. Это было удобно. Спали они не в доме. Всех рабов из разных домов сгоняли в один, специально укрепленный против побегов. Да и куда убежишь в горах? Здесь они спали в одной куче. Это было совсем неплохо, если учесть, что в других местах для рабов были просто ямы. Все они были гяурами - чужаками и неверными. Никто не пожалеет, если кто-то сдохнет. Мало того, что пленных почти не надо было кормить, в любое время их можно было обменять на что угодно. На муку, например. За самых престижных можно было выручить много долларов. Но у вдовы таких не было. В любом случае, хоть и небольшие, но это были живые деньги. «Вертушки» часто кружили в небе. Асланбек с непонятной тоской провожал их глазами. Теперь стоны гор слышал не только он один. Салман так рвался воевать, что напоминал горячего жеребца, который вынужден топтаться в стойле. - Я думал, ты станешь муллой, - как-то сказал ему Асланбек. - Сейчас надо мечом служить Аллаху. Но юного проповедника пока никто не брал. Хотя он был ловок и силен, ростом не вышел. Асланбек был выше его на целую голову. И статнее. - Теперь ты слышишь? - спрашивал Асланбек друга, когда они очень редко оказывались на знакомом с детства склоне. - Слышу, - говорил Салман, опустив голову. Он искренне не понимал, почему Асланбеку, который и Коран-то не читал, Аллах дал такой дар - слышать будущее, а ему, ему, часами усердно корпеющему над арабскими книгами и молящемуся - нет?! - А что ты еще слышишь? - не выдержал Салман. - Я не слышу. Я вижу. Сакли высотой с гору. Хотя нет... Слышу... Какой-то высокий свист... Однажды Салман ворвался в дом друга, как вихрь. Ему вообще были свойственны резкие, стремительные движения. Асланбек поднял на него спокойные глаза. - Великий день! - как всегда немного по-книжному воскликнул Салман. - Собирайся. Нас берут в школу. А потом в отряд. Их провожал весь аул. Но Асланбек не видел никого вокруг себя. Даже мать и Кусаму. Он видел только горы. Теперь он увидит, что скрывает эта вершина. И вот эта... Он вспомнил, как ребенком ему казалось, что то, что он видит - статичная картина. Данная раз и навсегда. За этой горой ничего нет. Потому что ничего и не может быть. Много позже он мог бы сказать, что это - задник, декорация к спектаклю, в котором он - главное действующее лицо. Но есть еще мать, вок стаг Рашид, весь аул, братья и сестры, Шамиль... А сейчас такое нетерпение охватило его, что он не хотел оставаться рядом с родными ни одной лишней минуты. Скорее... Скорее... Его детская мечта стояла на пороге своего осуществления... Мать и все остальные оценили его поведение, как желание идти в бой. Старики понимающе тихо переговаривались. Но никому не дано было понять, что творится в душе четырнадцатилетнего юноши... Он знал, предчувствовал, что разочаруется. Равнина - это просто скучная открытая поверхность, которая просматривается на многие километры. Зато родные горы смотрелись отсюда гораздо величественнее. «Что же за сакля размером с гору?» - словечко, такое странное чужеродное словечко просилось на язык, но никак не складывалось... Их провезли через разгромленный город. Еще издали они увидели густой черный дым, шапкой висевший над ним. Асланбеку и Салману сказали, что город был когда-то очень красивым. Руины. Выгоревшие остовы высоких зданий, как скелеты доисторических животных, смотрели мертвыми окнами... Пахло гарью и трупным смрадом от дохлых собак, лежащих вдоль дороги. Зачем их везли через город? Чтобы они воодушевились против гяуров? Асланбек ничего не понял. И не чувствовал ужаса и ненависти. Он просто с жадностью голодного поглощал новые горизонты, которые видел. Пожарища и руины, искореженный металл и какой-то особый запах опасности и смерти - каким бы страшным не был, был для него внове. Улицы- зловеще пусты. Не верилось, что тут вообще может быть кто-то живой. Асланбек, во всяком случае, думал, что кроме них никого в городе нет. Но им сказали, что вот тут рядом, на соседней улице, затаились гяуры. А их машина прошла прямо у них под носом. Салман бормотал молитву. Зачем их везли через город? Все равно приехали они в другой горный район. Место было заброшенное. Но когда-то здесь была какая-то жизнь. Вот только Асланбек не мог понять, кто тут жил. Стояли простые деревянные корпуса. Всего их было семь. В них были оборудованы казармы. Между корпусами было заасфальтировано небольшое поле. Посредине стоял высоченный десятиметровый шест. Небольшие круглые участки земли были ограничены бордюрчиками. На краю заасфальтированной площадки стоял небольшой постамент. На нем ничего не было. Вокруг валялись расстрелянные осколки белого мрамора. Но самое интересное Асланбек увидел, когда отодвинул доски, сваленные за самым дальним корпусом. Там на простой приклеенной бумаге размером примерно метр на полтора были намалеваны дети. Они делали странный жест рукой, как будто готовясь защитится от удара, а шеи их змеей обвивали красные тряпки... День начинался рано. С шести утра, не позавтракав, они учили арабский язык, штудировали Коран. Мулла разъяснял им, как правильно понять то, что там написано... Асланбек думал, что можно понять и иначе... Он смотрел на Салмана. Тот слушал, широко раскрыв глаза. Похоже, он все принимал, что внушал им мулла. «Значит, все хорошо», - подумал Асланбек. «Все правильно». Его только мучил вопрос: «Кто эти дети с рисунка?» Но, сам не зная почему, спросить на решался. Даже Салману ничего о них не сказал. Не зря же их запрятали! Временами его тянуло еще раз посмотреть на них. У них были счастливые, одинаковые, как у близнецов, лица. И еще Асланбеку все время казалось, что он их всех уже где-то видел... А иногда - даже ужас продирал по спине - ему чудилось, что он сам стоял вот так же и защищался согнутой рукой... Всего в семи корпусах их было около ста человек. Обучали их двадцать преподавателей. Для учителей арабский был родным языком. Правда, двое-трое были афганцами. Салман, как лучший ученик, уже знавший арабский, близко подружился с одним из преподавателей. И тот рассказал ему, что их школа - не единственная. Есть еще шесть таких. Разного назначения. И ска