И глава братства нищих указал им лучшее место.
Обитатели ханэ, видимо, ожидали прихода слепого. Один из каландаров снял со стены дутар и поставил его у ног поводыря. Тот степенно выпил пару пиал ароматного чая, засучил рукава халата и взял инструмент. Шум и гомон в ханэ сразу утихли.
Парень взялся за колок дутара, настроил струны и обвел взглядом толпу сидящих в живописных позах людей. Его иссиня-черные, похожие на драгоценные камни глаза почему-то тревожно смотрели на слушателей, хотя белое, как молоко, лицо хранило выражение приветливого спокойствия.
...Дутар источал ни с чем не сравнимые звуки. Он словно печалился о вечных страданиях и горестях правоверных, о погибающих в юдоли рабства несчастных, о богатырях, павших в борьбе за свободу людей. Сладостно-грустная мелодия хватала за сердце даже самого черствого из присутствующих.
Нужно было иметь каменное сердце, чтобы без трепета внимать чудесным переливам, словно птицы в садах Эдема, разлетавшимся из-под пальцев юноши.
Видавший виды хорезмшах тоже оказался в плену чарующей музыки. Однако он не сводил пристального, холодного взгляда с быстро мелькавших пальцев поводыря и время от времени значительно поглядывал на Мехдуны. Тот, опьяненный мелодией, совсем потерял голову и, слегка раскрыв рот, закагив зрачки под лоб, слушал.
Тогда хорезмшах сердито ткнул его в бок и процедил сквозь зубы: Взгляни на пальцы музыканта.
Истолковав слова шаха по-своему, визирь прошептал: - Смотрю, смотрю, повелитель. Они так прекрасны, будто принадлежат нежной девушке.
- Да она и есть девушка, глупец!.. - рассердился шах на тупость и непонятливость Мехдуны.
Визирь изумленно уставился на хорезмшаха.
- Неужели так, ваше величество?
Шах только гневно двинул бровью.
Юноша кончил играть. Прислонив дутар к стене, он взял пиалу и стал не спеша пить обжигающий чай. Над красиво изогнутыми, черными, словно бархат, глазами юноши выступили капельки пота, белое лицо светилось радостью, глаза сверкали. В таком виде музыкант был просто неотразим.
- Уважаемый шакаландар, - обратился хорезмшах, - если б этот славный юноша, с вашего позволения, спел нам еще пару песен, мы забыли бы свои печали.
Вместо шакаландара ответил слепой: - Почтенный гость! Исполнить ваше желание - наша обязанность. К сожалению, мой сын не поет, он только играет на дутаре.
И шах понял, что его подозрения подтвердились. "Ты хитер, старик, но и я не глуп, - подумал он. - Ты запретил петь сыну потому, что знаешь: стоит ему открыть рот - и обман раскроется. Что ж, опасения твои вполне уместны. Девушке жить среди мужчин-бродяг не совсем удобно. Вряд ли она смогла бы найти защиту от посягательств у беззащитного отца.
Недаром говорят: "Красота - твой враг, это поймет и нищий и шах".
И, поблагодарив шакаландара, хорезмшах сказал: - Мы тронуты твоим вниманием, милосердный человек! У нас есть место в караван-сарае, и если вы разрешит нам уйти, это будет самой большой милостью, о шакаландар.
Известно, что шах был непревзойденным дипломатом.
...Ночной ветерок хорезмской осени немного прояснил мозги "каландаров", одуревших от дыма табака и опиума. Визирь едва поспевал за весело шагавшим хорезмшахом: тот был под впечатлением волшебных мелодий дутара, а перед глазами мелькали бесподобные пальчики "юноши", игравшего на инструменте. Вскоре оба достигли переулка, где их давно поджидала карета, запряженная белыми текинцами.
И "каландары" опять превратились в могущественных людей Хорезма.
Шах всю дорогу молчал, а когда подъехали ко дворцу, коротко сказал визирю: - Завтра утром первым человеком, которого я увижу, окажется юноша музыкант, не так ли?
Мехдуны почтительно наклонил голову.
- Слушаюсь и повинуюсь.
Ловко спрыгнув на землю, визирь поймал шахскую пятку и помог "солнцу Хорезма" выйти из кареты.
Не было ещё случая, чтобы повеление шаха оставалось неисполненным. Утром, едва он вошел в зал, где обычно разбирались жалобы и заявления подданных, приоткрылась дверь напротив - показалась борода Мехдуны.
- Богатырь времени! Если позволите, один бедняга хочет лицезреть ваш солнечный лик.
Хорезмшах кивнул, и вместе с визирем в зал вошел испуганный поводырь. И тут хорезмшах сделал то, что никогда себе не позволял раньше: он пошел навстречу дервишу. Одетый в лохмотья, растерянно стоящий посреди пышного убранства комнаты, он казался рваной обувью на драгоценном ковре.
И все же юноша в лохмотьях был подобен жемчужине, случайно оброненной в грязь.
Шах пристально вгляделся в его испуганный глаза: - Ювелиры распознают золото, как бы его кто ни прятал. И берут... Вот и мы сочли вас достойными предстать перед солнцем Хорезма, невзирая на одежду каландаров.
Юноша музыкант молчал. А хорезмшах с улыбкой продолжал: - Говорите же! Или боитесь, что узнают по голосу? Но мы, даже не слыша вашего голоска, знаем, кто вы.
- Чего от меня хотят? - с отчаянием спросил музыкант.
Серебристый голосок восемнадцатилетней девушки, вынужденной молчать столько времени, заставил трепетать сердца и шаха и визиря.
- Не бойтесь, - властно произнес хорезмшах. - Мы влюбились не б вас, а в вашу музыку. Почему и пригласили в наш дворец. Надеемся, вы отвергнете общество нищих и в качестве свободной служанки будете жить здесь.
Конечно, девушка прекрасно понимала: вежливое обращение шаха равносильно приказу и ослушание может означать только одно - смерть.
- Если ваше величество удостаивает меня такой великой милости, я согласна.
- Молодец музыкант! - Шах даже позволил себе шутку. - Теперь раскройтесь. Кто вы и как вас зовут?
- Рухсар, ваше величество.
- Слышишь, Мехдуны? - властно произнес шах. - Объяви всем во дворце мое повеление. Рухсар не потомок шахов, но она - шахиня искусства. Поэтому, когда будут называть ее имя, пусть прибавляют почетное слово "бану". Сейчас отведи Рухсар-бану к моим любимым служанкам, пусть о ней позаботятся. Отведут в баню, оденут в самые красивые одежды.
Вскоре Мехдуны, отведя девушку, возвратился. И хорезмшах высказал ему мысль, вот уже много дней занимавшую его воображение.
- Пока мы являемся шахом Хорезма, по воле аллаха все наши желания исполняются, не так ли, Мехдуны?
- Истинно так, меч ислама!
- Так вот... Мы хотим в центре Ургенча построить один высокий минарет - самый высокий в мире! И пусть он постоянно напоминает подлунным жителям о нашем могуществе.
- Если властелин мира желает этого, то оно, слава аллаху, будет, несомненно, исполнено.
- А как ты думаешь, кто справится с этим делом?
- В Хорезме много искусных зодчих, великий шах. Но вряд ли найдется человек, который превзошел бы мастера Семендера. Если ваше величество соблаговолит, его и можно назначить старшим зодчим.
- Ты назвал человека, о котором думал и я, Мехдуны. Мы его хорошо знаем, - удовлетворенно сказал хорезмшах.
...Вечернее пиршество началось веселей, чем обычно. Как только хорезмшах пришел и воссел на свое место, по его знаку дворецкий торжественно огласил: - Благородные люди Хорезма! Наша могущественная страна является родиной науки и искусства. И вот в нашем цветнике талантов раскрылась еще одна роза. Великий шах разрешил сделать ее украшением своего дворца. Добро пожаловать, Рухсар-бану ханум!