Глава 6. Одержимый
Тяжелые повозки с трудом волочились по песку, постоянно увязывая колесами настолько, что приходилось их откапывать. Даже замена на более широкое полотно колеса не решала проблему. Приходилось людям постоянно толкать, лошади не выдерживали, изливаясь потом и выдыхаясь. Гаргуты почему-то не желали волочить за собой телеги. Пешие колонны церковников страдали от жары, к которой они не привычны и сейчас всячески проклинали эти места, сетуя на Создателя, который правильно сделал, что поселил в этом адском месте иноверцев, даровав верующим более благодатные просторы.
Доспехи нагревались на солнце и невыносимо натирали всяческие места, кожа словно плавилась, открытые участки тела в считанные часы покрывались волдырями и облезали, причиняя горящую боль. Воды немного, есть вообще не мог никто: попытавшихся почти сразу же рвало.
За строгими порядками по пескам волочились четыре сотни в до блеска начищенных доспехах из резервов. Между первой сотней легионеров и остальными тремя сотнями брели несколько сотен ополченцев, кого выловили ищейки по разным закоулкам подвластных земель. По бокам колонны каждые десяток шагов шел особый церковник с бастардом наперевес. Позади резервов на небольшом отделении брели надзорные и простой люд.
Какой бы война не была, но народ всегда ищет лучшей доли, давали вольную всем последовавшим, освобождали от налогов в новых землях. Обыденное дело, иначе народ не пошел бы. А так, нет-нет, да и попробует кто-нибудь свои силы в слабине господской. Особо туда шел лихой и вороватый народец, а также гулящие женщины, на это церковники не столь строго следили, имея особые указания. Вот и тянулась за войском вереница всякого люда.
Старые сандалии утопали в песке, старческое восприятие вскоре перестало реагировать на режущие песчинки в силу привычки к хроническим болям. Поношенные одеяния мало чем отличались от тряпья простого люда, разве что на рукавах просматривались затертые символы принадлежности. Но никто не обращал внимание на малоразличимые следы от символов. Старик брел в общей веренице, старая походная сумка висела через плечо. Сыпучие пески угнетали, палку для опоры применять бесполезно, и поэтому он попросту нес ее в руках, машинально поглаживая рифленую древесную поверхность.
Пески неизменны, но он не так молод, как десятилетия назад, когда первый раз выступил в это безжалостное царство. Тогда он был в числе особых десятков магов, он был молод и силен, иная жизнь. Людей в то время было гораздо больше, но ими не разбрасывались, как ныне, используя для атак наемников. Тогда он впервые осознал силу малочисленного народа, способного завоевать другие царства, но почему-то ограничившегося самоизоляцией. Легионы сталкивались с сотней защищавших. Магия была на высшей ступени своей значимости, но это было давно, в первой половине его уже затянувшейся жизни.
Оставалось лишь тянуть старческое бремя и жить воспоминаниями, переставшими быть собственными задолго до того, как он впал в старческие бредни, самоустранившись из окружающего мира. Предательская старость, все больше и больше кусочков вырывает из памяти, но все же не все, кое-что все же еще помнится. Иначе он был бы уже давно обычным стариком, просящим подаяния у прохожих. Странно, почему же на него некоторые так косятся и пытаются сделать вид, что не обращают внимания? Странно, быть может, у него разыгралась старческая фобия, или как ее там? Хотя, не удивительно, одинокий старикан еле бредет среди таких же нищих, каждый второй из которых с удовольствием лишил бы его жизни ради лишь того, чтобы попробовать найти в его старой сумке хоть что-то стоящее, что можно было бы перепродать или обменять на еду. Единственное, что сдерживало всех этих озлобленных на жизнь людей, так это те самые церковники, которые и начали всю эту войну.
Как же здесь невыносимо жарко!
Старик иногда оглядывался и не мог различить ничего дальше пары десятков шагов, но все же знал, что даже за последним барханом, чьи очертания могли бы увидеться отсюда, вереница не прекращалась. В пустыню уходили чуть ли не последние силы Халлана и все ради той цели, что появилась сотни кругов назад. Улыбка появилась на ссохшемся лице, оказывается, он стал размышлять о высоких целях целой империи. Раньше и не думал о таком, когда также шел в цепочке в былые годы. Но вот зачем он сам брел по горячим пескам в город, в котором никто из ищущих лучшей доли не найдет ничего кроме новой надежды. Зачем? Вопрос, который каждый из людей не раз задает себе в течение своей короткой жизни.