Трое часовых стояли возле тяжелых ворот и, увидев приближающегося к ним человека, сначала в сумраке не разобрали, кто бы это мог быть. Но различив идущего, тут же отдали приветствие почитающих воина.
— Тихой ночи вам, — поприветствовал их Русберг.
— И тебе, Великий, — отозвался один из них, не поднимая взора еще несколько мгновений, — покидаешь нас?
— Да.
— Открыть ворота, — тут же скомандовал тот.
Когда Русберг вышел, ворота тут же закрылись, и послышался мягкий шорох задвигающегося засова.
— Доброго пути, — послышалось из-за ворот.
Он быстро удалялся во мрак тоннеля, оставляя позади вновь ставших своими людей, возлагавших на него огромные надежды. Но иначе нельзя было поступить, что может быть и лучше.
Конечно же, он правильно поступал, и иначе поступить не мог. Битва раскрыла его, Тени знают, что он не погиб, и, следовательно, предпримут все, чтобы добраться и уничтожить его уже наверняка. И этот убийца, пришедший из мрака теней, тому подтверждение. Прислать ходящего во мраке ради проверки, что это действительно он, попытаться убить его, кажется очередной глупостью, или же Тени преследуют какие-то свои цели. В этом предстоит разобраться.
Но, так или иначе, уйти было необходимо. Здесь его боготворили, а это бы повредило всему: и его планам, и народу. Иерархия начала бы разрушаться, все бы слушали только его, а он не управленец, он воин, точнее архивоин, умеющий лишь убивать. И его присутствие привлекло бы лишние взоры к затерявшемуся среди бедствия народу. Им и так придется не сладко из-за саркофага, в котором он потревожил силу, спавшую слишком долго и теперь очень злобную и голодную, силу, появившуюся еще до сотворения мира. Бестелесные будут стремиться к ней, потянутся и другие существа, долгое время прятавшиеся от людских глаз, и о которых складывали лишь страшилки для детишек.
Все, что не делается, все к лучшему. Все, что не мыслится, все к одному.
Но все это лишь малая толика проблем, надвигающихся волнами вселенского прибоя бед. Малая толика того, что этот мир ожидает, а он тот риф, о который эти волны будут разбиваться.
Долгие раздумья в, казалось бы, бесконечном тоннеле оборвались пропастью, уходящей в непроглядный мрак. Разлом распахнул свою зубастую пасть и оборвал тем самым десятки подземных шахт. Стены ненадежные и тонкие, в любой момент способные обрушиться. Непрекращающийся смертный дождь грозится отравить живую плоть, в мгновения превращая в гнилую отслаивающуюся тошнотворную массу.
«Что ж, достаточно эффективная защита от непрошенных гостей, живые уже точно не полезут, по крайней мере, по пескам, а под землей остановит эта пропасть в тридцать шагов шириной». Расстояние достаточное, чтобы отбить желание попытаться преодолеть его, вид разверзшейся пропасти это желание снижает в разы. Но иного пути нет, остается лишь преодолеть его, не взирая ни на что.
Он осмотрел скрывающие тело одежды, чтобы ни единой открытой щели. Руки проверили шлем, сокрытый в нашлемнике из толстой кожи, зазор для глаз минимальный, капли яда не попадут. Необходимо отойти на несколько шагов для разгона.
Тело сгруппировалось, мышцы сжались, кости затрещали от напряжения. Рывок с места выдавил воздух из тоннеля, порождая хлопок, стремительный бег, резкий прыжок с края в неизвестность, полет, тело изогнулось, ускоряя взлет, верхняя точка, падение, приземление на небольшой выступ, прыжок, отскок от потолка и кувырок, гасящий скорость. Тоннель под ногами трескается, куски выступа падают в пропасть.
Мышцы горят, кости ноют, зубы стиснуты от боли. Тяжесть накатывает вновь, но нельзя отдыхать, надо идти, надо двигаться, иначе мышцы одеревенеют, и каждое движение сопроводит новая боль.
«Вставай».
Сквозь накатывающую боль он поднялся с пола и медленно побрел вперед, преодолевая самого себя. Это только в сказках герои могут без усилий преодолевать такие расстояния, летать по воздуху, бегать по воде. А в жизни он уже давно перешагнул черту возможного, и тело каждый раз напоминает ему об этом. Оно кричит, что, сколько бы ты силен не был, насколько бы не превосходил кого бы то ни было, всему есть пределы.
Боль можно стерпеть, раны заживут, силы вернутся, но на это нужно время, а его нет. Русберг медленно пошел внутрь уходящего вглубь пустыни тоннелю. Постепенно свет сходил на нет, и лишь уменьшающаяся позади точка еще некоторое время напоминала, что он входит в царство мрака. Но Русберг подсознательно был даже рад темноте вокруг, в ней он чувствовал себя спокойнее, видя даже лучше, чем днем, благодаря развитым способностям и чувствам, подскакивающим в такие моменты до предела. Появляется время поразмыслить, пока он идет по гладкому полу в нежной прохладе тоннеля, ведущего в лабиринт из таких же, расходящихся в разные стороны мира.