Выбрать главу

Ты встала со стула, взметнулась твоя желтая юбка — но только теперь, через много лет, я кивком сдаю эту партию. Помнится, ты сказала, что волосы игроков седеют быстрее, чем гривы послушных их лошадей. Я киваю — ничего не смыслящий в этой игре мог бы сказать, что я киваю в пустоту, — встаю со стула, что всегда стоял напротив твоего, пусть не так резко, как это умела делать ты, и жду того момента, когда наши команды, проследив за нами, вдруг разом сломают строй, разбредутся, вышагивая по клеткам, по доске, кто куда, — я даже могу сказать, кто из них первым нарушит это лаковое перемирие шеренг. Черная лаковая пешка, одна из тех, которой любила ты начинать. Нетерпеливая пешка, стоящая прямо перед твоей гордой королевой — с такой невообразимо длинной монаршей шеей, что чудилось — вот-вот она схватит простуду и заговорит твоим смешным насморочным голосом африканки, не привыкшей к местным морозам. Возможно, оттого ты и любила так эту игру, что шахматная доска напоминала тебе шотландский клетчатый плед, которым ты так уютно кутала ноги. Я даже могу хорошо представить, как под веселым натиском тепла отступал под ним, цепляясь за клетки, холод, в этой непростой игре — за право обладать твоими коленями. Ты откидывалась передо мной в кресле, я дурашливо изображал на отдалении твой камин, твои ноги обхватывал дробящийся на клетки шотландский огонь — ни у одного шахматиста не хватило бы сил устоять перед твоими ночными коленями. Ты чутко склоняла голову — так дети прислушиваются к дальним шагам в коридоре, — а затем и твоя королева роняла свою маленькую головку ко мне на плечо, стремительное движение фигур на доске накрывала тьма, а утром, не слишком рано, ты уходила, вялая, кроткая, не забыв напоследок взглянуть с улицы на мое окно. Все, пора смешивать фигуры. Мне совсем не грустно, я хорошо помню, как ты меня учила: главное в нашей игре — помнить, что конец партии означает лишь начало другой, а любое поражение тоже шаг к победе. Помнишь, как это было у нас? “Сейчас будет мат”, — говорила ты, а я с готовностью отвечал всегда одно и то же: “Посмотрим!”