Неожиданно Серёга вскрикнул:
— Чертовщина какая-то! Воды всё меньше и меньше!
Выжившие шахтёры забеспокоились.
— Ты сам её что ли выдул? — начал возмущаться Леха.
— Я? Ни за что! Она протекает! Вон, посвети на землю, там наверняка будут следы!
Они там и правда были. Одна из фляжек, – не та, из которой уже успел выпить половину толстяк, – протекала. Там по всей видимости была какая-то маленькая дырочка. Сейчас там осталось уже совсем на донышке. Незамедлительно воду начали делить. По два глотка каждому и дальше, сколько останется. Первым пил Сан Саныч, потому что Сергею слабо доверяли.
Уставшему от всего шахтёру вручили почти пустую фляжку и поднесли, почти что дотлевшую свечу, прямо к шее. Глотки считали все вместе. Раз… Два… Незамедлительно, как только шея содрогнулась во второй раз, флягу отобрали и передали Романычу, полное имя которого Ипполит Романович Краснощёк. Его щёки раньше может и были красными, однако сейчас они совершенно чёрные. Чернощёк отнёсся к фляге с большим интересом, он, кажется, даже забыл о своей меланхолии, чем вызвал бурную настороженность среди остальных. На этот раз свеча чуть ли не просвечивала шею, будто рентген. Один глоток, второй глоток, фляга опустела. Он вытер рот языком и начал требовать добавки:
— Второй совсем маленький был! Ну мы же старые друзья. Вы же всё видели! Ну дайте ещё половинку!
— Угомонись! Два было? Было! То, что ты плохо пьёшь – не наша вина. Вон у тебя какие струи по губам стекают! — накричал на него сочившийся потом Серёга, который с содроганием в груди ждал своей очереди.
Но пока был Лёшин черёд. Он сделал всё, как того и требовалось, не злоупотреблял и не выпрашивал. Его шея два раза содрогнулась, после чего он с протяжным вздохом передал флягу последнему не пившему.
— Ух… Хорошо! Краюшку хлеба бы ещё!
Ему никто не ответил. Те, кто уже попил, надеялись, что потом попьют ещё, а Серёга ни на что не обращал внимание. Он ждал этого момент с самого начала и прикидывал в голове, как лучше всего сделать. С одной стороны всё пить, конечно же, нехорошо, однако, стоит ли из-за каких-то моральных норм страдать от жажды? Не проще ли быстро выпить всё и решить все дальнейшие дрязги. К тому же, его тушка самая большая из всех, кому, как не ему должно достаться больше всего? В общем, всё было решено и выверено заранее. Стоило фляге только попасть в его руки, как тут же он прильнул к ней губами и начал жадно пить. Раз… Два… Три… Удар…
Кто-то, – нельзя сказать наверняка в общей неразберихе, – дал наглому шахтёру под дых. Третий глоток вылетел на землю и оглушительно громко расплескался. За ним же полетела фляга. За ней свеча. Толстяка принялись избивать в полнейшей темноте, топча впитывающуюся в землю влагу.
Били все, даже вроде как закрытый в себе Саныч присоединился. Сергей стонал, он не ожидал, что всё так провернётся, не ожидал, что все настолько на нервах. Он пытался кричать, молить, стонать, словно почти что труп, лежащий под завалами, но все были на взводе и не обращали внимания. Остановились только когда поняли, что он потерял сознание, а в темноте они принялись бить какое-то более худощавое тело. Этим кем-то стал Саша, который из-за природной, совершенно не присущей шахтёру скромности, перетерпел первые пару случайных оплеух и закричал только, когда всё внимание переключилось на него.
— Сука… Теперь мы в темноте сидим… — своим хрипловатым от сигарет голосом сказал Лёха…
— У нас же были ещё свечи! — громко воскликнул неожиданно воспрянувший духом Романыч.
— А толку? Зажечь-то их больше нечем. Единственная горевшая свеча погасла, а спички было всего две штуки. Поди отыщи в темноте.
— Не нравится мне всё это, — пробубнил Саня.
— Ты о нём? — забыв, что его не видно, указал на предположительное местонахождения избитого товарища Лёша.
Впрочем, его все поняли.
— Не бойся, он дышит, я проверил, — начал он уверять товарища. — Жить будет. Нехер просто было хлебать как не в себя!
Это успокаивало. Перспектива провести долгие часы, а может даже и дни, бок о бок с трупом, никого не устраивала.
— А вода-то кончилась… — раздался голос Антона.
— На стенах есть немного, — без особой надежды проговорил Сан Саныч, — она потихоньку стекает, мы можем её собирать...