Фрол не стал забирать оружие у сына, вдруг остро осознав, что Федьки больше нет. Потекли слезы, он сидел не вытирая глаз и беззвучно плакал.
Через день, вся сотня и станица знали, «пластуны в плен не сдаются». Есаул Дорожный спросил.
— Правда, что так сказали?
— Правда, Василий Иванович, пленный рассказал. Бойцы столько побили горцев, что живыми их не оставили бы.
— А, где пленные?
— Отпустил я пятерых, что бы рассказали своим, чем набег закончился. Пусть лишний раз подумают, прежде того, как на нас идти.
— Сто шестьдесят горцев побили, — задумчиво проговорил есаул.
— Не верится?
— От чего же, сам видел, за мертвяками не приезжали?
— Нет, ждем еще день и повезем на дальний овраг в лесу, там и закопаем. И так старшина ругается, что все зверье приманим.
— Докладную пиши, атаману отправим. Как тебя забирать, по лету, от селя, еже ли у нас такое твориться.
Всех погибших похоронили в Романовке. Сражались вместе пусть и лежат вместе.
Есаул прекрасно знал о моей выходке, но не стал ни чего говорить и выяснять. Чего теперь, руками махать.
Страсти связанные с нападением тихонько улеглись и жизнь вошла в свою колею. Бойцы знали, что все, четверо погибших пластунов, внесены в список личного состава сотни на все времена, покуда существует сотня. При парадном построении хорунжий первой полу сотни зачитывает фамилии павших бойцов завершая свою речь. Геройски пали при исправлении службы. Сначала многие не поняли данного действия, но поразмыслив пришли к выводу, что это правильно.
Получил с оказией письма из дома. Саня сообщил, что партию ковров продали за девять дней, чистая выручка составила сто пятьдесят семь рублей. Просил присылать столько, сколько сможем достать. Так что, моя задумка сработала, можно увеличивать объем закупок. Обрадованная сестра ходжи Али, Сасэ, пообещала увеличить количество выпускаемой продукции и разнообразить ассортимент, что значит материальная заинтересованность. По всей равнине и предгорью пронеслась весть о поражении отряда Исмоила и его страшной смерти от руки Шайтан Ивана. Самое важное, что он, будет мстить тем, кто глумится над телами его воинов и другие подробности моих деяний, сильно преувеличенные. Как говориться чем могучее и страшнее враг, тем почетнее смерть от его руки. Я становлюсь страшилкой для черкесов и других народов, проживающих напротив нашей Пластуновки. Ходжа — Али как-то между делом сообщил, что жители селения, где проживал Исмоил, давно изгнали его и, следовательно, не несут ответственности за деяния этого отморозка. Ответил, что я принял к сведению информацию и пока не буду им мстить. Али попросил, уточнить количество убитых людей отряда Исмоила, слишком уж невероятные числа сообщались. Четыре сотни. Я попросил уменьшить эту цифру в три раза, чем не много успокоил его.
Мы совершили три коротких рейда в глубину территории непримиримых. Хорунжие со своими полусотнями, я со своей бандой и десятком Ромы. Разведка и тренировка. По отрывочным сведениям дорога на перевал не функционирует и восстанавливать её никто не собирается. Как противники, горцы, достаточно серьезные воины, и это не правда о поголовном их умении воевать. Да в индивидуальном порядке уровень их военной подготовки достаточно высок, не у всех. Жители горных селений и аулов, которые живут значительно беднее чем на равнине и поэтому частые набеги с грабежом, одна из форм выживания. Владение оружием у них на более высоком уровне. Но они не могут вести масштабные войны. Сильная раздробленность, отсутствие дисциплины и единого управление дает возможность как-то повлиять на ситуацию. Но это пока. Они учатся, их учат и снабжают вооружением наши извечные друзья, англичане, французы и другая просветленная западная шушера.
Гибель бойцов не повлияла на моральный дух сотни, наоборот все только усилили тренировки и специальную подготовку. Новички уже стали вполне боеспособными, ушла неуклюжесть и непонимание выполняемых действий. Сотня становилась единым организмом. А запушенная мною фраза «пластуны не сдаются» стала девизом.
Часть 3
Глава 1
Часть 3. Глава 1.
Наступил апрель, любимое время года моих бойцов. Дороги так развезло, что проехать по ним, это еще тот аттракцион. Дожди, десятки ручьев, огромные лужи, все это, давало возможность временно снять кордонную службу и бойцы наслаждались вынужденным отдыхом. Ну и я позволил себе расслабиться. Размеренная, относительно спокойная жизнь, трудами Ады и хорошего питания, сделали меня благодушным и добрым. В один из дней, когда за окнами лил дождь, я достал карандаш, бумагу и быстро набросал скелетный набросок лица Ады, растушевал его и получился рисунок напоминающий черно-белое фото. Ада увидев свое изображение, пришла в неописуемый восторг. У мусульман запрещено изображать людей, но Ада была мусульманкой со слабыми идейными позициями, она радовалась как ребенок. Вспомнив погибшего Федора, решил нарисовать серьезный портрет и подарить его семье. На следующий день к нам случайно зашел Саня с Женей и Аминой. Я сразу понял, какую ошибку совершил, нарисовав портрет Ады. Дурная голова, рукам покоя не дает. Пришлось рисовать и их, но в более простой технике. Как они радовались моим рисункам. Сделал людям приятное и самому стало теплее и светлее. Саня пришел с гармоникой и мы затянули песню про коня. Я так погрузился в пение, что не заметил, как в комнату просочились хорунжий, Савва и Эркен. Бирюку на ухо медведь не просто наступил, ещё хорошо потоптался, поэтому он не пытался петь, но очень любил слушать наше трио. Душевно посидели. Вот, оно, тихое счастье.